Над пропастью жизнь ярче - Анна и Сергей Литвиновы

Она останавливалась у стен, столбов, магазинов – везде, где белели-пестрели объявления. И очень скоро увидела среди продажи колясок и уроков английского языка: «Сдаю комнату. Улица Гагарина. Удобства частичные. Недорого. Без детей и животных. Востоку не обращаться».

Почерк старческий, но очень старательный. Александра даже представила: серьезная бабуля, хмурится, грызет ручку, долго думает над формулировками.

Улица Гагарина оказалась совсем рядом. Домик двухэтажный, на восемь квартир, с миниатюрным двориком.

Старушенция (угадала Саша!) оказалась суровой. Дальше порога не пустила. Сначала изучила паспорт. Затем учинила допрос: где девушка собралась работать. Когда услышала, что трудницей, фыркнула:

– Жизнь кончена? Ох и надоели вы! И все ведь в монастырь, в монастырь! Лучше бы на завод пошла!

– Берете вы меня или нет? – начала злиться Александра.

– Да возьму, ладно, – сделала милость старуха. – Только деньги вперед. За месяц. Мне даже выгода. Потому что сбежишь ты через неделю.

* * *

Но Саша не убежала.

Хотя работа оказалась противной. Нудной. Унизительной. Какое там – чистить картошку или работать в теплице, как надеялась Александра. Ее постоянно отправляли мыть полы. Подметать. Убирать отхожие места. Плюс приходилось в свободное время, то бишь ночью, читать Евангелие, Жития Святых. Выстаивать на всех службах.

Зато думать о прошлом или строить мрачные прогнозы на будущее времени не оставалось. И только Зиновий иногда ей являлся. Посмотришь мимоходом на облако и отчетливо увидишь в нем знакомую улыбку. Или в церкви он оказывался – всегда там, где молятся за упокой. Саша несколько раз не выдерживала, бросалась. И видела, что стоит перед распятием совсем чужой человек. Извинялась, вытирала слезу. Покупала и ставила свечку.

Однажды сбежала из монастыря. Взяла с охраняемой стоянки свою запылившуюся «восьмерку». Купила в киоске карту Владимира. Приехала на переговорный пункт.

Позвонила в справочную подмосковной больницы.

– Лесков? Какое отделение?.. – переспросили в трубке.

– Привезли в реанимацию. Ночью, восемнадцатого июня.

– Лесков? Зиновий?.. Вообще такой не поступал!

Надежду ничем не убьешь.

Саша вскрикнула:

– Может, вы его к себе и не оформляли? Сразу в другую больницу перевели?!

– Как это мы можем не оформить! А, вот, нашла. Умер он. В те же сутки. Эй, девушка?

Александра тихо повесила трубку на рычаг.

Улыбнулась сквозь слезы.

По крайней мере, она теперь точно знала: умереть – не значит исчезнуть. Зиновий, пока не минуло сорок дней, здесь, на земле. Прощается. Она и ночью иногда просыпалась – чувствовала его нежную ладонь на своей щеке.

В другой раз отпуск – на целых два часа – ей милостиво предоставила настоятельница.

Свободное время Саша провела в интернет-кафе. Интересовало одно: криминальная хроника. Москва. Первый в столице карнавал. 17–18 июня.

Изучила все ссылки, какие были. Аварии, драки, два убийства. Три грабежа. Семнадцать краж. Леший знает, входит их случай в эту статистику или нет. Запросы – «Зиновий…», «кольцо с бриллиантом в шесть карат», «стрельба во время карнавала» – оказались пустыми.

Последним номером Саша вбила в окошечко поиска собственные имя-отчество-фамилию.

Она не появлялась дома уже четыре месяца. Может, родители обеспокоились? Объявили в розыск?

Но нет. Тоже ни единого полного совпадения. Как там папа сказал? «Мы тебя вычеркнули из своей жизни»?

– Самих вас… надо вычеркнуть, – пробормотала она.

И тут же перекрестилась. Отругала себя за греховную мысль. Она пока не научилась всех прощать. Но понимать людей стала лучше. Конечно, родителям тяжело. Надеялись, что дочка в Америке карьеру сделает, а она им – такой «подарок».

И еще Саша теперь умела в любом плохом находить хорошее.

Никому не нужна? Зато Бог ее любит, приблизил к себе.

Тяжело больна? Да ладно вам. Руки-ноги работают, глаза видят, уши слышат. Что еще надо?

Врачи из Центра борьбы со СПИДом в свое время накрутили, что с ее болезнью нужно обязательно беречь себя, словно хрустальную вазу. Есть витамины и мясо. Много гулять. Отдыхать после обеда. Спать как минимум восемь часов. Никакого тяжелого физического труда – только умеренные спортивные нагрузки.

Ничего этого Александра не делала. Но чувствовала себя – удивительно! – куда лучше, чем весной. Когда они с Зиновием сладко ели, много спали.

Спина, правда, побаливала из-за того, что постоянно на ногах. И лимфоузлы на шее опухали. Наверно, потому что потной часто выскакивала на ветер.

Миновал месяц. Ее вызвала к себе настоятельница.

Говорила в этот раз совсем по-другому. Ласково, почти по-матерински. Предложила начать работать в сиротском приюте при монастыре:

– Когда на кухне поможешь, а когда и с детьми. Ты ведь студентка? Математику школьную объяснить сможешь?

– Арифметику без проблем, – усмехнулась Саша. – Геометрию с алгеброй вряд ли.

– У нас дети с отклонениями, им геометрия не нужна, – отозвалась настоятельница.

И жить, сказала, можно перейти в монастырь:

– Хорошее местечко в трехместной келейке освобождается. Светлое, у окна.

– Спасибо! – просияла Саша. – Я как раз вчера вечером собиралась своей бабуле платить, за второй месяц. А ее дома не было. Бог, видно, отвел!

– Да, я беру тебя трудницей. Но ты должна мне рассказать, – настоятельница не сводила с нее глаз, – в чем причина? Почему ты здесь? У тебя погиб любимый человек?

Александра не стала спрашивать: «Откуда вы знаете?»

Матушка проницательна. Да и многие видели, что Саша постоянно ставит свечки за упокой.

Она осторожно ступила на шаткий лед:

– Мне… мне ничего не нравилось. Там, в миру. А здесь, у вас, мне хорошо.

– Но у тебя есть родители. О них ты подумала?

– Они… они не хотят со мной общаться.

К счастью, настоятельница не стала спрашивать почему.

Строго произнесла:

– Ты все равно должна к ним поехать.

– Зачем?

– Попросить прощения. И рассказать, где ты.

– Им это все равно, – вздохнула Саша.

– Возможно, ты права. Возможно, ошибаешься. Но у нас такой порядок. В миру обязательно кто-то должен знать, где ты.

– Хорошо, – кивнула Саша, – я съезжу.

– Сколько тебе нужно времени?

– Три дня.

– Твоя келья будет тебя ждать.