Король Треф - Борис Седов

Так что, ребята, подходите, всем достанется.

А я еще покувыркаюсь, попрыгаю вам на потеху. Только знайте, что билет на мое представление дорого стоит. Ой, дорого!

Санек хвастливо рассуждал о том, как ловко они меня вычислили, я, слушая его одним ухом, ждал, когда из подсознания вынырнет единственное правильное решение проблемы, а Наташа сидела на стуле у двери и смотрела на меня.

Вдруг она напряглась и чуть наклонила набок голову, будто прислушиваясь к чему-то. Потом быстро встала и, подойдя к стенному шкафу, вытащила оттуда еще один пистолет, но уже с глушителем.

Санек посмотрел на нее и, вскочив с кресла, схватил свою пушку. Вытащив из заднего кармана джинсов небольшой металлический цилиндр, он быстро навинтил его на ствол «Люгера», затем засунул пистолет за пояс и, бросившись ко мне, задвинул кресло, к которому я был привязан, за выступ стены. Комната была сложной формы, и теперь меня можно было увидеть, только подойдя к окну и посмотрев направо.

После этого он опять взял пистолет в руку и, сделав Наташе предостерегающий жест, на цыпочках подошел к двери. Приоткрыв ее, он выглянул в коридор и затем осторожно вышел из комнаты.

В этот момент Наташа бесшумно прошмыгнула в кухню и тут же выскочила оттуда со сверкающим кухонным тесаком в руке. Подбежав ко мне, она с размаху полоснула ножом по ремням на моей правой руке, при этом больно зацепив кожу, и бросила тесак мне на колени. И тут же отбежала к дверям.

Я, поняв, что дорога каждая секунда, сбросил разрезанные ремни и, ухватив тесак, быстро освободился. Подойдя к Наташе, я забрал у нее пушку. Это был «Макаров», и, ощутив оружие в руке, я почувствовал себя гораздо увереннее, чем когда сидел, привязанный к креслу. Толкнув Наташу в сторону кухни, я взялся за ручку двери, и в это время из прихожей послышался треск взламываемой двери и слабые хлопки приглушенных выстрелов. Раздался стон, потом возня, потом еще выстрелы и шум падения тел, затем приближающийся ко мне топот, и я едва успел спрятаться за дверь, когда в комнату ворвались три человека в спецназовских глухих масках и с длинноствольными волынами в руках.

Я, не думая, сразу же всадил тому, кто был ближе, пулю в голову. Второй оглянулся на приглушенный кашель выстрела и получил одну маслину в живот, вторую — в грудь, а третью, чтобы завидно не было, тоже в башку. Третий же, сгоряча проскочивший дальше всех, оказался у двери в кухню и, развернувшись ко мне, увидел направленный ему в лицо ствол моего «Макарова». Я нажал на спуск, голова налетчика дернулась, а сам он, выронив пистолет, повалился на пол. Сегодня у меня было очень плохое настроение, а они, видимо, не знали об этом. Иначе не сунулись бы сюда и не попались бы под горячую руку. Думать надо, козлы.

В коридоре было тихо.

Я осторожно выглянул туда и увидел еще двух убитых деятелей в масках и Санька, который лежал в луже собственной крови и смотрел широко открытыми неподвижными глазами в стенку. Входная дверь была приоткрыта, и у нее был выворочен замок.

Я аккуратно притворил ее и с удовлетворением убедился в том, что она нормально встала на место. После этого, засунув пистоль за спину, перетащил все трупы в комнату. Наташа, пока я шарился в прихожей, успела стащить с покойничков маски, и я увидел одного европейца и одного араба. А когда я снял маски с остальных, то на этот раз мы увидели двух арабов и белую девушку.

И тут в моей голове наконец-то родилась идея, которая могла оказаться очень полезной и для меня, и для Наташи.

Я посмотрел на Наташу и сказал ей:

— Помоги-ка мне, Наташа, а то одному как-то несподручно.

Мы занялись трупами. Дело было несложным, и через пятнадцать минут все было закончено. Я придирчиво осмотрел комнату. Картинка была — что надо.

В кресле сидел надежно привязанный мертвец с дырой в башке, рядом с ним на полу валялся остывающий Санек с пистолетом в руке, чуть поодаль — труп девушки, ее пистолет лежал рядом с ней, а недалеко от двери — три арабских жмурика, даже в мертвом виде не выпускавших стволы из рук. На столе, придвинутом к креслу, были красиво разложены шприцы и коробки с ампулами, которые Наташа выбрала из имевшихся в шкафчике.

Все выглядело так, будто Санек с Наташей занимались мной и в это время в квартиру ворвались арабы. Началась пальба, и все перестреляли друг друга. Меня, понятное дело, изображал молодой европеец, затесавшийся в компанию арабских беспредельщиков, а Наташу — эта белая девка, которой не сиделось дома. В процессе этого по непонятной причине произошел пожар, и — готово дело. Шесть обгоревших трупов, три из которых фээсбэшникам и опознавать не надо.

Это — Санек, Наташа и Знахарь.

Я прошел в кухню и, покопавшись в хозяйственном пенале, нашел то, что требовалось. Это была литровая бутыль растворителя. Я принес ее в комнату, открыл и вылил растворитель на пол. Его, конечно, было немного, но для того, чтобы начался настоящий пожар — вполне достаточно.

Осмотрев комнату еще раз, я кивнул сам себе и сказал Наташе:

— Пошли отсюда. Здесь нам больше делать нечего.

После этого чиркнул спичку из коробка, найденного мною там же на кухне, и бросил ее в лужу растворителя. С пола поднялось прозрачное голубое пламя, и мне в лицо пыхнуло жаром.

Мы быстро вышли за дверь и спустились вниз по лестнице. Оказывается, квартира, в которой все это происходило, была на третьем этаже. Выйдя на залитую солнцем улицу, я увидел стоявший возле подъезда микроавтобус «Опель». В его салоне на сиденье валялись арабские четки, а в замке зажигания торчали ключи. Тут долго думать было нечего, и я сказал стоявшей рядом со мной Наташе:

— Машина подана. Садись.

Старица Максимила сидела на бревенчатом крыльце и вязала грубую кофту. У ее ног, свернувшись калачом и положив морду на передние лапы, лежал Секач.

Руки Максимилы двигались как бы сами по себе. Она не смотрела на вязанье, и глаза ее были направлены в одной ей известные таинственные дали Ее сухие пальцы быстро двигались, накидывая и снимая петли и поддергивая моток пряжи, лежавший в маленьком берестяном лукошке.

Максимила, бездумно глядя в пространство, шевелила губами и слегка качала головой, то ли считая петли, то ли разговаривая с невидимым собеседником. Временами она хмурилась, но тень быстро слетала с ее лица, и пальцы двигались все так же проворно и привычно.

День клонился к вечеру, и в ските, и так-то не шумном, настала тишина, которую нарушала лишь возня скотины в хлеву, да звук топора, которым брат Игнат колол дрова за сараем. Солнце, опустившееся почти к самому лесу, окрашивало поляну, на которой стояли дома отстраненно живших в тайге староверов, в теплый розоватый цвет, в котором некрашеные и посеревшие от ветров и непогоды избы выглядели уютными и привлекательными, как в сказке.

Скрипнула дверь, и на крыльцо вышел отрок в белой, подпоясанной бечевой рубахе, полы которой опускались ниже колен.