Король Треф - Борис Седов

Сев в него, я машинально сказал по-русски:

— На Риппербан!

А водила мне по-русски отвечает:

— А тебе туда, где трахаются, или туда, где бухают?

А я ему:

— А мне туда, где и то и другое.

— Годится, — ответил водила и мы поехали.

Смотрю я в окно, а сам думаю — ну что ты будешь делать, везде русские, куда ни плюнь! А еще говорят, что китайцев — больше всех.

Ха!

Я проснулся и некоторое время лежал, не открывая глаз.

В голове было пусто и темно, и в этой черной пустоте негромко выла какая-то тошнотворная вьюга. Тела я не чувствовал, а ускользавшие вялые мысли никак не хотели собраться в кучку и рассказать мне, что произошло вчера. Я ничего не помнил. Рядом со мной послышался какой-то шорох, и я с трудом открыл глаза. И тут же закрыл их.

Мысли зашевелились немного порезвее, и было Этого не может быть — такова была первая в это утро отчетливая мысль. Но, с другой стороны, насколько мне было известно, белая горячка никогда не наваливается после одной, даже очень сильной пьянки. Да, согласен, я вчера дал как следует, это логично вытекало из того, как я себя чувствовал сейчас, но чтобы после этого поехала крыша, да еще так сильно — совершенно невозможно. И все же…

Я снова осторожно открыл глаза и опять увидел то же самое.

В двух метрах от меня в кресле, развернутом к кровати, на которой я лежал, сидела Наташа Наташа.

Та самая Наташа, которую на моих глазах застрелил Кемаль.

Я отлично помнил, как он, увидев Арцыбашева, закричал «шайтан!» и всадил ей в грудь две пули. И я помнил то, как она повалилась на твердую пыльную землю, ударившись затылком о кусок бетонной плиты, и при этом ее глаза остались открытыми, а на груди появилось быстро расплывающееся кровавое пятно. Кемаль убил ее. И вот теперь она, вполне живая, сидела в кресле и читала какой-то журнал. Фантастика! Что она, ведьма, что ли? Или бессмертная, как тот Горец?

Я с трудом провел сухим языком по сухим губам, и раздался тихий шорох. Но этого хватило для того, чтобы она оторвала глаза от журнала и посмотрела на меня.

Увидев, что я проснулся, или, точнее, очнулся, она кинула быстрый взгляд куда-то в сторону и приложила палец к губам. Потом она указала этим пальцем на меня, затем ткнула им себе в грудь и сжала кулак.

Посмотрев в ту сторону, куда она только что зыркнула, я заметил, что за полупрозрачной дверью, ведущей скорее всего в ванную, двигается какая-то тень. Потом там что-то звякнуло и зашумел душ.

Я огляделся и увидел, что нахожусь в просторной комнате.

Окна были завешены темно-желтыми шторами, освещенными с другой стороны ярким солнцем. Из мебели здесь была кровать, на которой лежал я, стенной шкаф, два кресла, стол и несколько стульев. И еще здесь был медицинский шкафчик с завешенными стеклами, который мне очень не понравился.

Я все еще не чувствовал своего тела и, попытавшись пошевелиться, убедился, что из этого ничего не вышло. Опустив глаза и взглянув на себя, я увидел, что мои руки и ноги привязаны к углам кровати широкими капроновыми лентами вроде автомобильных ремней безопасности. И я, значит, был распят на этой кровати, как неосторожный любовничек, попавшийся в сети склонной к садизму сексуальной маньячки.

Я снова посмотрел на Наташу, и, видимо, в моем мутном взгляде было полное непонимание ситуации, потому что она, снова оглянувшись на дверь ванной, оттянула широкий ворот темно-синей мешковатой футболки. Над ее правой грудью красовались два шрама от пулевых ранений. Потом она оттянула футболку еще ниже, и ее грудь выскочила на свободу. Наташа потеребила пальцем бодро торчавший коричневый сосок и подмигнула мне.

Ну, блин, сука бессмертная, подумал я, у тебя и здесь одно на уме. Хоть бы тебя затрахал кто-нибудь до смерти, дырка ненасытная!

Она отпустила оттянутый ворот футболки, и грудь исчезла.

Она снова посмотрела в сторону ванной, где находился кто-то, пока что мне не известный, и быстро зашептала:

— Мы вместе. Но я опять на крюке. И должна делать то, что мне говорят. И нам, понимаешь — нам с тобой, — необходимо что-то придумать. Просто грохнуть его и уйти — нельзя. Надо сделать умнее. Пока я не знаю, что именно, но нужно думать. И быстро, а то может оказаться слишком поздно.

Я открыл рот, чтобы спросить, кто это там в душе, но в это время шум воды прекратился и Наташа снова откинулась в кресло, уткнувшись в журнал. Закрыв глаза, я стал думать, как она и посоветовала. К этому времени пустота и темнота в моей голове исчезли, и я начал вспоминать, что же было вчера.

Риппербан с его красными фонарями и торчащими в витринах голыми телками — помню. Бар, в котором какая-то грудастая красотка извивалась вокруг никелированного стержня, — помню. Как наливался шнапсом, держа на коленях двух сговорчивых сосок, — помню. А дальше — ничего. Вообще ничего. Как стерто.

И сразу — это пробуждение, Наташа в кресле и неизвестно кто в душе. И мои руки и ноги, привязанные к кровати. Да-а, дела…

Я услышал, как открылась дверь ванной и из нее кто-то вышел. Потоптавшись там, этот человек вышел на середину комнаты и спросил: — Ну, как он тут, еще не очухался?

Его голос показался мне настолько знакомым, что, решив не притворяться более спящим, я открыл глаза.

Мать твою, час от часу не легче!

Санек!

Тот самый Санек, с которым мы ехали в вонючем вагоне, а потом шли до самой ижменской зоны! Арцыбашевская шестерка!

Теперь для полного кайфа не хватало еще, чтобы появился живой и здоровый Арцыбашев! В моей голове мелькнули бредовые мысли о чудесах клонирования, но это было бы уже слишком, и я отбросил их как явно нелепые. Хотя, чем черт не шутит…

Увидев, что я открыл глаза, Санек улыбнулся и сказал:

— Ну, вот мы и встретились, Знахарь!

Я промолчал, потому что сказать было нечего.

— Неужели ты не рад встрече? Я, например, очень рад.

Разлепив губы, я сглотнул и проскрипел:

— То, что ты рад, — это понятно. Ты уже, наверное, дырку для ордена в мундире провертел. А скажи-ка, Санек, мне гадить прямо в постель или как? Если я насру на простыню, тебе ведь убирать придется. Или ее заставишь?

И я кивнул непослушной головой в сторону Наташи.

Он перестал улыбаться и, подумав, сказал:

— Да, конечно, в постель — оно не годится. Сейчас я тебя отвяжу и ты тихонечко и аккуратненько, без лишних движений, пройдешь в ванную и сделаешь там все, что нужно. А если дернешься, я сделаю в тебе дырку.

И он, открыв стенной шкаф, достал оттуда сбрую с кобурой и вынул из нее «Люгер». Передернув затвор, он отошел к стене и, наведя ствол на меня, приказал Наташе: