Верные, безумные, виновные - Лиана Мориарти

Вид и Клементина не на шутку увлеклись друг другом. Перед ужином они десять минут говорили о засахаренном луке. Тиффани взяла реванш, разговорившись с мужем Клементины о футболе.

– Тиффани, ты действительно интересуешься спортом? – спрашивал теперь Сэм. – Не прикидываешься из вежливости?

– О, я никогда не прикидываюсь!

– Зачем ей это? – сказал Вид и поднял руки, чтобы продемонстрировать свои превосходные мышцы.

Все засмеялись, за исключением Оливера и Эрики, которые вымученно улыбнулись. Тиффани решила воздержаться от рискованных шуток, поскольку заметила, что соседи бросают выразительные взгляды на детей, которые находились явно вне пределов слышимости. Дакота вместе с малышками сидела в подвесном кресле-яйце в дальнем углу беседки и показывала им что-то на своем айпаде. Девочки с довольным видом прижимались к Дакоте, как маленькие сестры, которых у нее никогда не будет. Уговор есть уговор, но разве при виде их у тебя не возникает сожаление? Судя по всему, они были поглощены тем, что показывала им Дакота. Оставалось лишь надеяться, что там не взрывались человеческие головы. В дальнем углу двора Барни увлеченно занимался недозволенным рытьем ямки, а Тиффани делала вид, будто не замечает этого. То и дело он бросал взгляд через плечо, чтобы удостовериться, что его не поймают.

– Бедный Оливер в нашем присутствии всегда прикидывается, что интересуется спортом, – сказала Клементина. – Сэм говорит: «Ты смотрел вчера вечером игру?» – и заметно, что Оливер задумался: «Какую игру?»

– Я не против немного посмотреть теннис, – произнес Оливер.

– Оливер играет в спорт, – заметил Сэм. – В этом разница между ним и мной. Когда я ору в экран, у меня учащается пульс.

– Вообще-то, Оливер и Эрика познакомились на корте для игры в сквош, – сообщила Клементина. – Они весьма спортивные люди.

Она говорила с несколько излишним пылом, как будто хотела поддержать пару, будучи их вновь назначенным специалистом по рекламе.

– Вы играли друг против друга? – Тиффани вновь наполнила бокал Эрики.

Тиффани не стала бы называть ее алкоголичкой, впрочем, это не ее дело. Как бы то ни было, Эрике не надо садиться за руль, ей надо лишь дойти до соседней двери.

– Мы вместе работали в бухгалтерской компании, – объяснила Эрика. – Некоторые сотрудники начали проводить соревнования по сквошу по четвергам. Мы с Оливером вызвались составить турнирную таблицу.

– Мы оба любим электронные таблицы. – Оливер улыбнулся Эрике, словно припомнив некую тайну, связанную с электронными таблицами.

– Я сама люблю хорошую электронную таблицу, – призналась Тиффани.

– Правда? – Клементина повернула голову. – Для чего они тебе? – Она чуть выделила голосом слово «тебе».

– Для работы. – Тиффани чуть выделила слово «работа».

– О-о! – воскликнула Клементина. – Я не… Чем ты занимаешься?

– Покупаю требующую ремонта недвижимость, привожу ее в порядок, затем продаю.

– Переворачиваешь ее, – сказал Сэм.

– Ага, – кивнула Тиффани. – Переворачиваю, как блины.

– Не просто переворачивает! – вмешался Вид. – Она крупный девелопер недвижимости!

– Да нет же, – возразила Тиффани. – Просто немного расширилась. Я занимаюсь небольшими квартирами. Шесть квартир с двумя спальнями.

– Ага, она у нас как Дональд Трамп! Моя жена зарабатывает большие бабки. Вы думаете, этот большой грёбаный дом, извините за выражение, построен на мои деньги? Думаете, все эти интерьеры, все шедевры куплены на мои деньги?

О господи, Вид! Сейчас он скажет: «Я простой электрик».

– Я всего лишь простой электрик, – произнес Вид. – Я женился на женщине выше меня по социальному положению.

Простой электрик с тридцатью служащими, подумала Тиффани. Занимайся своими делами, Вид. Я беру на себя полную финансовую ответственность.

– Кстати, никакие это не шедевры, – заметила Тиффани.

– Так как же вы познакомились? – вежливо спросил Оливер.

Он напоминал Тиффани священника, беседующего с прихожанами после воскресной мессы.

– Мы познакомились на аукционе недвижимости, – опередив Вида, ответила Тиффани. – Это была квартира-студия в городе. Моя первая инвестиция.

– А-а?… Но это был не первый раз, когда мы увиделись, – произнес Вид тоном, предполагающим, что кто-то поймет его любимую неприличную шутку.

– Вид! – воскликнула Тиффани, встретившись с ним взглядом.

Господи Иисусе! Он безнадежен. А все потому, что ему нравятся Клементина и Сэм, а если ему кто-то нравится, он непременно хочет рассказать свою историю. Он похож на большого ребенка, жаждущего покрасоваться перед новыми друзьями самым плохим известным ему словом. Если бы здесь были только соседи, он никогда не сказал бы этого.

Вид с досадой взглянул на Тиффани, потом пожал плечами и покорно поднял руки:

– Может быть, в другой раз.

– Все это весьма таинственно, – бросила Клементина.

– Так вы набавляли цену на аукционе? – спросил Сэм.

– Я перестал набавлять, – сказал Вид, – когда понял, как ей нужна эта квартира.

– Ложь! – возразила Тиффани. – Я честно перебила цену.

Она заработала тогда за полгода двести тысяч долларов. Это была ее первая удача. Первый крупный доход.

Или, может быть, не первый. Второй.

– Но вы не можете рассказать, откуда вы друг друга знали? – спросила Клементина.

– У моей жены страсть к расследованиям, – заметил Сэм, – или, попросту говоря, она не в меру любопытна.

– Ах, не притворяйся, что тебе неинтересно, – сказала Клементина. – Он сплетник почище меня. – Она взглянула на Тиффани. – Но я не буду больше спрашивать. Извините. Просто вы меня заинтриговали.

Пропади все пропадом. Тиффани заговорила тише.

– Дело было так… – начала она.

Гости подались вперед.

Эрика стояла под проливным дождем на тротуаре перед домом своего детства, держа в одной руке зонт, а в другой – ведро с чистящими средствами. Стояла неподвижно, только глаза ее двигались, со знанием дела оценивая время и объем работы, споры, мольбы и усилия, которые придется затратить.

Мать Клементины не преувеличивала, сказав в тот раз по телефону, что дела очень плохи. Когда Эрика была ребенком, имущество матери никогда не расползалось за входную дверь. У их дома всегда был мрачный, таинственный вид: опущенные жалюзи и засохший сад. Но этот дом не заставлял прохожего повернуть голову и начать пристально всматриваться. Все его тайны скрывались внутри, за дверью, никогда не открывавшейся полностью. Больше всего они боялись стука в дверь. Мать Эрики обычно реагировала моментально, как на атаку снайпера. Надо было опуститься на пол, чтобы тебя не увидели в окно. Надо было замереть, молчать и ждать, чувствуя, как в ушах стучит пульс, пока этот пронырливый грубиян, имевший наглость постучать в дверь, не уйдет, так и не увидев и не узнав отвратительную правду о том, как живут Эрика с матерью.