Король Камней - Генри Лайон Олди

Охнув, Амброз втянул корни.

– Перстень! Смотрите! Мой перстень…

Багровый от возбуждения, Злой Газаль размахивал рукой так, словно обжегся. Опытный путешественник, взломавший не одну пирамиду в поисках волшебных сокровищ, сейчас он напоминал малолетнего сопляка, из любопытства сунувшего ладонь в костер. Бранясь, маги уворачивались – палец Газаля грозил воткнуться неосторожному в ноздрю. Глубже, еще глубже! – чтобы всякий мог хорошенько обнюхать сперва кольцо с сапфиром, а там и перстень, в розетке которого тускло блестел дымчатый топаз.

– Турмалин, – бормотал Газаль-руз. – Но ведь был же турмалин…

Его не слушали. Взгляды всех были прикованы к Циклопу. Жилы на лбу сына Черной Вдовы налились густой синевой. Розетка, собранная из лепестков воспаленной кожи, трепетала, Око Митры вылезло из орбиты. В карбункуле, борясь с красным пожаром, вертелся смерч черных песчинок, похожий на рой мошек. Циклопа шатало из стороны в сторону; с трудом он отступил назад, к дверям.

– Это моя башня! – крикнул он высоким, срывающимся голосом. Волосы упали ему на лицо, сверкнув лисьей рыжиной. – Моя! Убирайтесь, стервятники…

Амброз выхватил жезл из-за пояса. Так воин обнажает меч, понимая, что отступать некуда. Взмах, и королевский маг обернулся спрутом, выбравшимся из воды на сушу. Дюжина лиан с иззубренными, острыми, как бритва, краями, венцом щупальцев заплясала вокруг Амброза. На концах лиан топорщились кривые, скорпионьи жала. В воздухе распространился резкий, удушливый запах: гниль прелой листвы мешалась с дурманом, свойственным желтому лотосу. Мерно взмахивая жезлом, маг двинулся к крыльцу. Губы Амброза шевелились, из глотки несся гул, подобный гудению разъяренных пчел Н'Ганги. Низкий, властный звук подавлял, от него хотелось втянуть голову в плечи. Две самые длинные лианы, будто пастушьи бичи, хлестнули крест-накрест. Жала едва не вспороли грудь Циклопу, уронив под ноги упрямцу капли дымящейся слизи.

– Моя башня! – завизжал Циклоп. – Я здесь живу!

Волосы сдуло ветром, открывая страшно изменившийся лик. Напившись дурной крови, жилы, служившие оправой Оку Митры, разбухли до невозможности. Лоснясь, вздрагивая, срастаясь в бугристый панцирь, они покрыли не только верхнюю часть головы Циклопа, превращая ее в обнаженный, пульсирующий мозг, но и спустились ниже, до скул и ноздрей. Мозг-шлем; мозг-маска. Глаза, данные мальчику Крашу при рождении, затянуло багрово-синей опухолью. Третий же глаз, напротив, увеличился в размерах. Если при лечении Симона он почти целиком скрылся под наплывами и складками, то сейчас Око Митры вздулось нарывом, готовым лопнуть в любой момент.

Вряд ли Циклоп знал, что делает. Не он противился Амброзу – сопротивление овладело им, как жажда крови овладевает толпой, превращая лавочников в упырей. Страсть питалась из бездн, перед которыми лабиринты Шаннурана были придорожной канавой.

– Вон отсюда!

– Мои перстни! – эхом ударил вопль Газаль-руза.

Злой Газаль кричал от отчаяния, уставясь на свои пальцы. Его знаменитые перстни превратились в хлам. Газаль утратил власть над ними: бриллианты, взбесившись, сделались хризопразами, сапфиры – известняком, гранат – углем. Лютнист, чья лютня обернулась черепашьим гребнем; флейтист, который выяснил, что целует не флейту, а болотную гадюку; воин, чей меч стал вальком прачки – Газаль-руз вслушивался в звучание перстней, и не находил привычных гармоний. Крик Газаля подхватили другие маги. Прежде увлеченные поединком, все наконец заметили, что происходит с их собственными амулетами.

– Король Камней! – взвыл Газаль.

Изумруд в жезле Амброза сверкнул пронзительной голубизной бирюзы. Это Симон, подумал Максимилиан Древний. Великий Митра! Это Симон Пламенный вернулся в силе и мощи, прожигая взглядом соперника! Древний попятился, видя, как гниют Амброзовы лианы, как жала брызжут вонючей жижей, а зазубрины краев делаются мягкими, как воск. Старейший из магов и предположить не мог, что так обрадуется ужасу, вторгшемуся в сердце. Утратив с годами способность испытывать сильные чувства, Максимилиан смаковал испуг, наслаждался вкусом и букетом страха, будто пьяница – редким вином. Тени вокруг Древнего блекли, редели; он утрачивал контроль над коконом, открываясь внешнему миру, и впервые за долгий срок ощутил, как холод пробирает его до костей.

– Король Камней! Будь ты проклят!

Крыльцо рассыпалось под Циклопом. Гранит, облицованный аспидным сланцем, обернулся грудой песка. Сын Черной Вдовы упал на колени, с трудом сохранив равновесие. Схватив горсть песка, он швырнул им в магов:

– Убирайтесь! Это моя башня!

– Жертва? Будет тебе жертва, колдун!

«Не мне, сир, а вашему отцу,» – подумал Вазак, кланяясь. Он бы предпочел разговаривать с кем-нибудь из взрослых – с советником, с капитаном гвардии, наконец! – но Альберт не оставил ему выбора.

– Что еще?

Сейчас, когда обратного пути не было, Вазак сделался деловит и собран. Мысли о смерти – скорой, мучительной, а главное, своей – он изгнал в ссылку, на глухие задворки сознания. В конце концов, все мы умрем. Важен не гроб и саван; взлет и слава – важней. Поднять мертвого короля, чей род насчитывает шесть столетий – это ли не подвиг для некроманта? Талел Черный, и тот не отваживался беспокоить венценосных мертвецов. Слабое утешение на краю могилы, но другого Вазак не имел. Даже если юный король, получив требуемое, проявит внезапную милость – во что верилось с трудом! – и раздумает избавляться от опасного свидетеля… Оставалось еще право брать без спросу, известное любому Талелову ученику. Оно кипело в королевской крови, пускай кровь и остыла в жилах. Монархам не приказывают; мертвым – тем более.

– Что еще? – Альберт топнул ногой.

Сказать, что мне нужно попасть домой, подумал Вазак. Взять снадобья и амулеты. Дома избавиться от конвоя, открыть подземный путь, заготовленный для бегства – и прощай, Тер-Тесет! Может быть, мальчишка не почует ложь?

Он знал, что не побежит.

– Я обязан предупредить вас, сир. Когда ваш отец встанет, всем, кто окажется рядом, будет грозить опасность.

– Так огради нас, колдун! Нарисуй защитный круг…

– Королевская кровь, ваше величество. Круг – ничтожная крепость для такой армии. Чем древнее династия, тем злее кровь…

– О какой опасности ты говоришь?

– Право взять без спросу, сир. Король сам выберет жертву…

Альберт задумался. Взрослые морщины избороздили чело мальчишки. Наконец лицо его просветлело, сделавшись строгим и ясным.

– Живой или мертвый, отец не причинит нам зла! В нашем роду сыновья убивают отцов, и не иначе. Действуй, колдун! Мы не боимся.

То, что жертвой может оказаться сам некромант, Альберта нисколько не волновало. Между тем, в очереди претендентов, спорящих за честь присоединиться к монарху в смерти, Вазак стоял первым. Учитывая способ, каким толстяк собирался поднимать короля, и то, что бешеный норов Ринальдо вряд ли улучшился после кончины… Пусть, решил Вазак. В низу живота возникло томление; оно поднялось выше, затапливая грудь. Сердце билось гулко и ровно. Ученик Талела был готов к величайшему деянию своей жизни.