Крымская война. Попутчики - Борис Батыршин

- Вы этого балабола больше слушайте, господа, - лениво отозвался Марченко. - Наш сиятельный князь встал в полный рост, аки памятник адмиралу Макарову перед Морским собором, навел на супостата пулемет и собрался дорого продавать свою жизнь. А я и правда, попытался уговорить «Гнома», но тот не изволил снизойти. До «Везувия» уже четыре кабельтовых: тут-то я о подрывных зарядах и вспомнил. Перегнулся через правое сиденье - они у князиньки в ногах были запрятаны - а он как влупит у меня над ухом! Верите ли, час, не меньше, ни пса не слышал, да две гильзы за шиворот попали, а они горячие... Я князиньку матерю, на чем свет стоит, а он знай, поливает из «люськи». И физиономия, изволите заметить, такая зверская, что разгляди его лимонники - сбежали бы со страху!

- От миноносников не сбежишь! - хохотнул прапорщик. - Боренька уж и фитиль обрезал, и зажигалку мириканскую достал, чтобы, как «Везувий» вплотную подойдет, взрываться. А тут на тебе: «Заветный», так и чешет на всех оборотах! Англичане, как его увидели, сразу поняли, что им аппарата не видать, как своих ушей, обозлились и давай из пушек садить, чтобы, значит, ни себе ни людям. А с двух кабельтовых поди, промажь! Третьим ядром левую плоскость снесло подчистую, спасибо в мотор не попали...

- А с «Заветного», как англичашки пальбу открыли, сразу пустили торпеду. - добавил Марченко. - Чуть в нас не угодили, саженях в двух прошла, я аж обмер. Ничего, обошлось; а «Везувию» под мидель ударило, он сразу переломился и затонул. Из воды только восьмерых и подняли.

Я вспомнил спасенных англичан - шестеро матросов, офицер и мальчишка лет двенадцати, из числа «пороховых обезьян». Вид у них был такой, словно только что выбрались из ада - безумные глаза, перекошенные физиономии, срывающийся голос. На нас они смотрели, как на выходцев из преисподней.

Новых пленных не стали даже допрашивать - зачем? Матросы присоединились к товарищам по несчастью в носовом трюме «Морского быка», офицерика сдали на «Алмаз» вместе с «пороховым обезьяном», двенадцатилетним ирландцем с редкой фамилией O’Лири и не менее редким именем «Патрик».

- Сколько же англичане всего потеряли кораблей, Реймонд Федорыч? - спросил Энгельмейер. - «Везувий», «Трафальгар» - миноносники, они же в начале боя разбили «Нигер»...

- «Алмаз» потопил фрегат «Хайфлауэр», потом угробил «Британию». Мы с вами изрядно растрепали еще троих - «Лондон», «Беллерфон» и «Санс Парейль», но эти, пожалуй, доползут. Ну и... «Родней».

Разговоры как обрезало. Рана была слишком свежа; мичман Цивинский и Иван Скирмунт, штабс-капитан, попавший в летнабы из Кавказского конно-горного артиллерийского дивизиона, сгорели вместе с аппаратом на шканцах британского линкора. Что случилось, почему «девятка» вдруг потеряла управление и врезалась в «Родней» - теперь уж не выяснить; Рубахин, узнав об обстоятельствах гибели экипажа орал, что виновата лопнувшая тяга руля высоты, и даже полез с кулаками на Эссена: зачем тот не позволил снять тягу с разбитого аппарата Корниловича? Пришлось прибегнуть к испытанному средству, и теперь бедняга отсыпается в каюте под присмотром бдительного Кобылина.

В кают-компании о погибших старались не говорить. Даже не вспоминать - но два стула, обычно занимаемые Цивинским и Скирмунтом, весь день оставались пустыми. За обедом я заметил, что вестовой поставил перед ними чистые приборы.

- Ладно, господа... - Эссен захлопнул бювар, из которого не извлек за все время совещания ни единого листочка. - Будем считать, что итоги мы подвели. До восьми склянок - отдыхать, а потом всем за ремонт аппаратов. Нельзя ударить в грязь перед предками - к Севастополю чтоб все четыре поставить на крыло!

*

II

ПСКР «Адамант»

10-е сентября 1854 г.

майор ФСБ Андрей Митин

- Дядя Спиро, наверное, уже в Одессе... - задумчиво произнес Валентин.

Андрей промолчал. Они стояли на вертолетной палубе, между коробкой сборного ангара, где помешалось научное хозяйство Проекта, и ребристым бочонком спасательного плота. Отдыхали, привычно медитировали: разглядывали горизонт, плевали в воду. Обзор здесь, конечно, так себе, но все же лучше, чем на полуюте, под нависающей вертолетной площадкой. Жаль только, погода не балует: по морю бродят дождевые шквалы, приходится кутаться в ярко-желтые непромокаемые куртки и жаться к надстройкам.

- А Белых и его ухорезы оттягиваются в полный рост. - продолжал инженер. - Синенькие едят, тараньку. Винище хлещут, домашнее...

Это была больная тема: кладовки «Адаманта», заполненные в расчете на один экипаж, грозят вот-вот опустеть. Мичман Водянко, провизионщик, ходит с недовольной миной и предрекает неминуемую голодуху, урезание пайков и переход на «доширак». Андрей знал, что Водянко лукавит - "быстрой лапши" в его запасах не имелось, а вот тушенки и консервированной сайры хватало. И команду, и невольных гостей сторожевика уже подташнивало от одного вида этих банок.

- Вряд ли... - лениво отозвался Андрей. - Мы когда расстались? Позавчера, около полудня. Ветер был северный... то есть с норда. И только вчера задул зюйд-вест. «Клитемнэстра» наверняка все это время провела в море, ждала попутного ветра. Да и не стал бы дядя Спито соваться с полными трюмами контрабанды, средь бела дня, к берегу. Наверняка дождался вечера, а уж там, на мягких лапках...

- В темноте, на парусной скорлупке? Не стремно? Да и заблудиться можно на раз...

- Дядя Спиро берег наизусть знает, не заблудится. У него повсюду свои знаки: скалы, валуны, одинокие деревья на прибрежных кручах, домишки всякие. Ну и звезды, конечно. Это, брат, такая навигация,куда там ДжиПиЭс!

Часы - дорогой швейцарский хронограф - негромко тренькнули. Андрей скосил глаза на запястье. Полпервого ночи, одна склянка. «Адамант» еле полз, таща за собой длинные, ярко светящиеся усы. Морось куда-то подевалась, небо постепенно расчистилось. Море «горело» - так называл это явление старый грек. Это было очень красиво - на гребешках маленьких, едва плещущих волн то тут, то там, вспыхивали россыпи фосфорических пятен. Время от времени раздавался громкий звук, словно хрюкала невесть откуда взявшаяся посреди моря свинья, и вдоль борта порскали десятки серебристых струек - рыбья мелочь спасалась от дельфина.

«Адаманту» в отличие от них, торопиться некуда. Сторожевик медленно ползет в хвосте каравана союзников, время от времени поднимая в воздух «Горизонт». Беспилотный вертолет проходит над армадой, передает захватывающие панорамы моря, от горизонта до горизонта покрытое колоннами судов, и уходит дальше, по пеленгу радиопередатчиков. Леха настроил БПЛА так, что он долетал до алмазовского отряда на автопилоте и зависал километрах в двух, на высоте трехсот метров. На экранах две серые тени - «Алмаз» с «Заветным» - и черная туша турецкого парохода. Подводить «Горизонт» ближе Леха отказывался категорически, но и с такого расстояния на палубе отлично различались желтые этажерки гидропланов.

Вчера, несмотря на скверную погоду, «Горизонт» поднимали целых четыре раза. БПЛА нанес визит алмазовскому отряду, облетел караван, дважды смотался к улепетывающим англичанам. Тактический планшет в центре управления усеивали значки и стрелки, обозначавшие колонны, эскадры, и их предполагаемые курсы. Леха пахал, как папа Карло, перекусывал бутербродами, которые кок таскал ему прямо на вертолетную палубу.