Мы бомбили Берлин и пугали Нью-Йорк! 147 боевых вылетов в тыл врага - Максим Свириденков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После того, как генерал Добыш тщательно меня расспросил о достигнутых результатах, он принял мудрое решение и сказал мне: «В одиночку ты эти постоянные полеты в Заполярье не потянешь, надо еще один-два экипажа подключить к работе. Заботу об этом я поручаю тебе — подбери себе соратников!» Так экипажи Димы Кузьминова и Саши Миляева были укомплектованы и задействованы для полетов по северным трассам. В Смоленск мы тогда возвращались только для выполнения сточасовых регламентных работ и короткого отдыха…
Спрашиваете, какой была жизнь на Севере? Постараюсь показать на примерах. Во время перелетов нам не раз приходилось делать посадку в Воркуте. Там у нас сразу уточняли, куда полетим дальше, и просили передать почту. Мы никогда не отказывали, понимали, что значат для них письма и газеты. Люди ведь там жили, как на необитаемом острове: к ним завозили почту в лучшем случае со случайными самолетами, а специальный почтовый самолет ходил раз в месяц. Зато сколько радости бывало, когда вдруг мы внепланово привозили газеты, журналы и письма!
Нас всегда встречали, как вестников цивилизации. Помню, все столпятся вокруг и смотрят с надеждой в глазах: вдруг от их родных или близких письмо есть! Получить его для людей, оказавшихся там, было целым событием. Как праздничный подарок, воспринимались свежие газеты! Правда, по северным меркам свежее издание — это газета или журнал примерно двухнедельной давности выпуска.
Однажды, когда мы всю корреспонденцию раздали, забрали почту от тех, кто был на Воркуте, смотрим, а чуть в стороне изучает нас несколько пар любопытных глаз. Это были пять или шесть пацанов лет шести и меньше. Откуда они были там? Да просто на всех островах, на всех зимовках у полярников и жителей Севера есть дети. С родителями они оставались до семи лет, а потом их отправляли на Большую землю: либо к бабушкам и дедушкам, либо в специальные интернаты для детей полярников, где они жили на полном обеспечении.
Хорошо помню, как те ребятушки на нас смотрели, — как воробушки зимой у окон. А мы с экипажем только переглядывались: мы же, дураки, не подумали, что нас будут встречать такие маленькие жители Заполярья! Ни яблок, ни апельсинов, ни лимонов не привезли им. А надо было, они ведь там этого не видят. Начиная со следующего полета мы твердо решили: перед тем, как пойти в любой рейс на Север, мы обязательно в Гатчине или в Смоленске идем в магазин и покупаем яблоки, мандарины, апельсины, лимоны. И всегда возили с собой на случай встречи с такими пацанами. Конфеты-то у них еще были, а фрукты — нет. И «слух великий» о нас пошел по всему Заполярью. Мало того, когда мы на мыс Челюскин привезли веники березовые, то это стало нашей визитной карточкой на весь северный край. Любили нас, ведь у нашего экипажа даже можно было сделать заказ, чтобы мы что-нибудь привезли. Со списками к нам подходили, один раз даже мягкие тапочки довелось покупать в полет.
Мне запал в память случай, происшедший, когда нам пришлось побывать на мысе Косистом, в устье реки Хатанги. Там был очень хороший аэродром, просто сказка для нашего «Ли-2»! А неподалеку располагался большой поселок, где у местного старшего диспетчера жена работала заведующей магазином. Они как-то попросили меня привезти яблок, мандаринов и лимонов для их пятилетнего сынишки. Я, конечно, привез. И это нужно было видеть, как малыш схватил яблоко, укусил его, но сразу сморщился и произнес расстроенным голосом: «А я думал, это репа».
Оказалось, диспетчер с женой летом ездили в отпуск в деревню к родителям и брали сына с собой. Там на огороде росла целая грядка репы, которая, когда он ее попробовал, вызвала у ребенка беспредельный восторг. Вот он и подумал, что я тоже репу ему привез. А оказалось — яблоки, вкуса которых малыш и не знал.
В Заполярье много было того, что не переставало нас удивлять. Например, северная пурга. Когда мы только начали полеты, от нас требовалось обязательно самим ознакомиться со всеми аэродромами. Как-то раз я запурговал на Диксоне. А пурговать там — это, значит, пошла непогода минимально на три дня, а максимально — до пятнадцати. И почему-то там получались каждый раз сроки этого безобразия кратные трем. Если на третий день не закончилось все, то будет мести шесть суток, или, если и после шести дней не успокоилась, то продлится пурга все девять суток. Почему так было — не знаю. Но, когда я прилетел, мне это быстро объяснили местные метеорологи.
И вот, раз у меня впервые получился такой вынужденный отдых, диспетчер посоветовал:
— Командир, — там было принято так называть, если ты командир экипажа, а по имени и отчеству называли только близкие люди, — идите отдыхайте, сыграйте в преферанс, сходите в кино!
На Диксоне был очень большой поселок, хотя и меньше, чем на Косистом. Там можно было отдохнуть. Однако вскоре мне понадобилось дать радиограмму. Дежурный радист сидел вместе с диспетчером. И последний, когда я отдиктовал все, что было нужно, разговорился со мной и вдруг спросил:
— А ты не знаешь Нину Ивановну?
— Нет, — ответил я.
— Обязательно познакомься. Это у нас начальник отдела перевозок, очень уважаемый человек. У нее неплохие связи, с ней ты получишь доступ на любой аэродром. Даже туда, где военных не принимают!
Я очень удивился, но решил последовать совету диспетчера. Отправился к этой самой Нине Ивановне и запросто так сказал:
— Давайте познакомимся!
— Что ж, познакомимся, — ответила она. — Шандровская Нина Ивановна, начальник отдела перевозок на Диксоне.
Я прищурился:
— Разве только на Диксоне?
— Эх, командир, на Севере у нас есть ряд особенностей, возможно, не известных тебе. Давно летаешь?
— С 1939 года.
Она с подозрением на меня посмотрела, все-таки выглядел я довольно молодо, чтобы назвать такую цифру. Спросила:
— Как это?
— Да я еще школьником в девятом классе начал летать в ленинградском аэроклубе. А в десятом, когда получал аттестат зрелости, я получил и пилотское свидетельство о допуске к полетам на самолете «У-2».
— Будем считать тогда, что ты старый летчик. С немцами воевал?
— Воевал, на «Ил-4».
— Ладно, тогда объясню тебе. Наши полярные летчики на Север летят не ради того, чтобы, как ты, выполнять указ-приказ, а ради того, чтобы заработать. И у нас ты встретишься с такими фокусами, что в помощи человеку могут отказать даже известные летчики, — и начала перечислять самые именитые северные имена.
Я только с удивлением спросил:
— А почему?
— Потому что, когда они идут на Север, то берут максимальный груз, за перевозку которого получают хорошие деньги. И когда я прошу их: «Ребята, возьмите кинофильмы, забросьте в Хатангу», — они отвечают: «А у нас загрузка полная, не возьмем». И я же не проверю, какая у них загрузка. Может, они горючего взяли больше, и у них действительно загрузка полная. А в результате всунуть кому-то из них десяток коробок с кинофильмами, чтобы передали полярникам, — событие целое.