Осада Монтобана - Жюль Ковен

Вместо того чтобы повиноваться, солдаты, скрежеща зубами, как алчные волки, подступили ближе.

— Говоря по правде, эти неженки — нам не настоящие начальники, — проворчал Ломи-Железо.

— Что на них смотреть? Возьмём девчонку!

— А если станут мешать, отправим их к чёрту!

— Будем Самсонами этих филистимлян! — заревел совсем опьяневший Магистр.

— Вот урок твоей ослиной морде! — вскричал майор, бросившись вперёд и воткнув ему в подбородок кончик своей шпаги.

Ломи-Железо между тем протянул свои крючковатые пальцы, чтобы схватить Валентину за платье, но в ту же минуту почувствовал, что шпага поручика разрубила ему плечо. Он откинулся назад со страшными проклятиями. Эти заслуженные наказания довели до крайней степени всеобщее раздражение. Разбойники забыли всякий страх. Все разом ринулись — кто с обнажённой саблей, кто с кинжалом — на двух офицеров, которые встретили их со шпагами в руках, сыпля вокруг себя сильными и ловкими ударами. Мужественный отпор заставил отхлынуть рассвирепевших злодеев, которые получили с десяток ран, а между тем не овладели отважными защитниками.

В это время Валентина напрягала все силы, чтобы удержать Норбера, которым овладело помешательство; он непременно хотел разнять сражающихся и кричал:

— Не поражайте мечом! Кто поразит мечом, тот и погибнет от меча!

Ярость свирепой толпы не знала границ. Их было тридцать, а они отступили перед двумя! Обидная неудача слила все гнусные их чувства в одну непримиримую злобу. Они жаждали уже только крови тех, которые нанесли им такой позор.

— За мушкеты! — крикнул один.

— Застрелим всех! — продолжал Ломи-Железо, рану которого Магистр перевязывал платком.

Мушкеты были брошены на землю, как только завязалась борьба караула с пьяницами, силившимися ворваться к канониссам. Несколько человек побежали за ними, пока остальные обступили своих будущих жертв, держа наголо сабли.

— Вперёд — или мы погибли! — скомандовал старший из братьев в ту минуту, когда треть бунтовщиков побежала за мушкетами.

— Станьте между нами и пойдёмте вместе, — сказал поручик Валентине.

— А мой бедный отец, которого я увлекла в эту бездну? — вопросила молодая девушка.

— Нам не возможно защитить этого помешанного старика. У нас едва достанет сил отстоять и вас до возвращения остальной части отряда.

— Так я останусь! — вскричала последняя представительница рода Нанкреев, воодушевлённая возвышенным самоотвержением.

И она обвила руками старика, который стоял неподвижный и безжизненный, как каменная статуя.

— Мы не допустим этой жертвы, — сказал майор, стараясь увлечь её насильно.

— Теперь уж поздно! — заметил с грустью его младший собрат, схватив за руку Валентину, чтобы толкнуть её за себя.

Действительно, было уже поздно: принесли мушкеты. Четыре несчастные жертвы могли видеть, как дула мушкетов направлены были на них.

Раздался громкий выстрел. Однако из маленькой группы, в которую целились, не упал никто. Напротив, Ломи-Железо и Магистр грохнулись к ногам тех, которых хотели безжалостно застрелить. Остальные солдаты обернулись все разом, как будто под воздействием электрического тока. Вслед за ними раздались два одновременных выстрела, оказавшиеся гибельными для главных зачинщиков.

За толпою бунтовщиков стоял неподвижно офицер в высоких сапогах со шпорами и в кирасе: серую шляпу его украшало волнистое перо, плащ откинут был на плечи, в каждой руке он держал по пистолету, который ещё дымился.

— Полковник! — вскричали бунтовщики.

— Брат! — вскричали, в свою очередь, майор и поручик в порыве радостной надежды.

От них отступили после столь грозного вмешательства главного начальника.

— Положить оружие! — крикнул он, не трогаясь с места.

— Чтобы нас повесили? Ад и проклятие! Не положим! — заревел сержант.

Обирало прицелился в полковника. Двое из его товарищей последовали его примеру: остальные стояли в нерешимости.

— Стреляй же, если смеешь, негодяй! — вскричал полковник, идя прямо на сержанта и не сводя с него молниеносного взора.

Закоренелый злодей на несколько секунд был ослеплён этим огненным взором и подчинился его влиянию. Когда же к нему возвратилась преступная решимость, было уже поздно. Сильная рука противника схватила сержанта за мушкет и дала ему другое направление. Он выстрелил в воздух и в тот же миг вырванное у него с необычайною силою оружие обрушилось ему на голову, подобно палице Алкида. Свист пули и треск разбитого черепа почти слились вместе.

Соучастники сержанта, которым помешала действовать быстрота движений победителя, старались улучшить удобную минуту для верного прицела. Однако они не успели этого исполнить, как хрипя свалились на землю. Майор и поручик, с силою загнанных кабанов, перескочили через тела, ещё подёргиваемые от предсмертных судорог, и стали по обе стороны бесстрашного рыцаря, грозно выставив вперёд окровавленные шпаги.

— Хорошо сделано, братья, — тихо сказал им граф Робер.

Внезапная смерть ещё двух из товарищей поразила бунтовщиков леденящим ужасом. Полковник подошёл к ним ещё на несколько шагов. Они попятились в беспорядке, как стадо быков перед львом.

— Положить оружие! — крикнул он во второй раз голосом, который заставил их содрогнуться до глубины души.

Эти грубые люди были суеверны, как дикари.

«Его не берёт пуля!» — думали те, которые не заметили, как быстро он отвёл мушкет сержанта.

— Имя его — Легион, непобедимый демон, — чистосердечно заключил Магистр, испуская последнее дыхание.

— Положить оружие! — повторил в третий раз полковник и обнажил шпагу.

Жест был так грозен, сталь сверкнула таким зловещим блеском, что бунтовщиками овладело убеждение, что перед ними существо сверхъестественное, и они пали духом.

— Пощады! Пощады! — вскричали они, бросая мушкеты и становясь на колена перед тремя братьями, которые занесли уже над ними шпаги.

— Я вам дарую пощаду, — отвечал граф Робер, снова принимая вид спокойного величия. — Но вы лишились всех выгод, которые я даю вашим товарищам, и с этой минуты вы числитесь слугами при обозе. Вы доказали мне, что из дурных солдат избранные — самые худшие. Вы даже не жадные грабители, а просто гнусные убийцы! Переломите ваши сабли; носить их, как не имеющие более права, и ступайте к товарищам, у которых теперь будете слугами.

Они повиновались со вздохами, скорее походящими на рычание.

— Что было причиною бунта? — спросил полковник, когда солдаты с жалобным видом направились к городу.

— Вот эти путешественники, которых солдаты хотели убить, — ответил майор.

Полковник обернулся к Норберу и Валентине, всё ещё стоявшим у кареты. Лицо молодой девушки было почти одного цвета с белыми волосами старика. Она не сводила пылающего взора с отважного полковника, появление которого спасло её и её защитников. В этом выразительном взоре высказывались восторженное удивление и благодарность.