Мы будем на этой войне. Не родная кровь - Сергей Лобанов

– В гражданской войне пленных не бывает, лейтенант. К слову, раненых тоже. Есть ещё не убитые. Исполняйте.

Молодой офицер взял под козырёк и нейтрально произнёс:

– Слушаюсь!

Затем чётко развернулся и пошёл к своим солдатам.

Иван видел, как помрачнело и окаменело лицо лейтенанта.

Никитин уже вдосталь насмотревшийся на зверства своих и федеров, уставший от бессмысленной жестокости, отрешённо подумал:

«Зачем? Ну, зачем?..»

Федералов подводили к траншее по десять человек, выстраивали в шеренгу лицом к расстрельной команде и стреляли методично, как на конвейере…

Некоторые из пленных упирались и даже плакали, таких избивали и волокли к траншее, а иных, никак не желающих идти, стреляли на месте. А после волоком тащили и сбрасывали вниз. Большинство шли сами в мрачном, достойном спокойствии, сохраняя выдержку в последние минуты жизни…

Потом убитых и недостреленных, не добивая, закидали землёй. Из этой полузасыпанной траншеи ещё двое суток доносились глухие болезненные стоны… Поговаривали, что и земля там шевелилась…

Взводный проводил взглядом разведчиков и отвернулся равнодушно.

Иван знал, что тот своё время окончил обычный институт с военной кафедрой и даже послужил в армии летёхой. А потом всю жизнь токарил на заводе, хоть и имел высшее образование. Токарям платили хорошо, как он сам пояснял в разговорах.

К нему обращались по-простому – Михалыч. От всей его по-мужицки основательной фигуры веяло уверенностью и внутренней силой. Бойцы слушались своего командира и уважали за спокойный и твёрдый характер. Он никогда не орал и не требовал от подчинённых никакого соблюдения устава. Всё по-простому, обыденно, как в жизни. На таких мужиках веками держалась Русь.

Взводный аккуратно высунулся в нижнем углу оконного проёма, рассматривая в бинокль позиции федералов.

– Кубанские казаки пришли, – сообщил он напряжённым голосом.

– Ты почём знаешь, что кубанские и вообще казаки? – спросил кто-то.

– Флаг их вижу. А в остальном обычная экипировка.

– А ты чё, во флагах разбираешься?

– Видел просто уже их, вот и знаю, – спокойно пояснил взводный. – Серьёзные мужики, крепко воевать могут.

– Ну, щас споют, значит, – невесело пошутил кто-то.

– Ага. Распрягайте хлопцы коней, – подхватил другой мрачно.

– У них там поп свой ходит. Молятся они, что ли? – с сомнением в голосе произнёс Михалыч.

«На драку мужики настраиваются, – подумал Никитин. – Нам бы тоже не мешало помолиться, попросить об отпущении грехов…»

Иван сдержал тяжкий вздох, в который уже раз проверил содержимое магазина, хоть и знал наверняка – полон. И в разгрузке есть три штуки. Хватит минут на пятнадцать боя, если не палить со всей дури. А потом… Да что гадать? Потом будет потом. Может, успеет забить рожки новыми патронами, может нет…

Вдруг грохнули первые взрывы начавшейся артподготовки. Так бывало почти перед каждой атакой федеров. Земля качнулась будто живая, развалины содрогнулись, откуда-то сверху посыпалась пыль.

– В подвал все! – громко скомандовал взводный.

Его голос совсем потонул в грохоте.

Но солдаты уже и сами поспешили вниз.

Подвал был обычным, особо рассчитывать на него не приходилось, но всё лучше, чем совсем ничего. Всякий раз при таких обстрелах Никитин думал только об одном: если случится прямое попадание, накроет всех, этот подвал станет братской могилой. Наверное, и остальные думали о том же – выражения лиц тревожные, глаза даже в темноте поблескивали от страха, дыхание учащённое…

Грохотало и качало землю ещё минут пять. Тишина наступила как всегда неожиданно. Бойцы оставались на месте, гадая – всё или нет. Вроде бы всё…

– По местам! – подал команду Михалыч.

Все потянулись наверх, разбегаясь по обширному помещению первого этажа, наполненному пылью и дымом, насыщенному особым резким запахом, остающимся после взрыва, отчего слезились глаза и щипало в носу. Некоторые чихали, ругаясь лениво.

Иван, смаргивая слёзы, прильнул к своему оконному проёму, аккуратно высовываясь, осматривая разрушенную обстрелами улицу, где тоже всё заволокло пылью и дымом. Но вот, там и тут из пыльно-дымовой завесы начали появляться фигурки солдат. Они короткими перебежками, пригибаясь, быстро перемещались от укрытия к укрытию. Их становилось всё больше. Те самые кубанцы, что молились перед боем.

– Идут! – крикнул кто-то.

Но все уже и сами увидели.

– К бою! – приказал громко взводный.

«Ну, идите сюда, касатики, идите», – подумал Иван, чувствуя как заколотилось сердце.

Учащённое сердцебиение давно стало привычным и не мешало стрелять. Страх всегда холодом обволакивал сознание, и только силой духа удавалось подавлять панику, пусть не совсем, но этого хватало, чтобы не побежать прочь, сломя голову.

– Огонь!!! – крикнул Михалыч.

Тут же со всех сторон затрещали короткие автоматные выстрелы. И чуть длиннее и басистее – пулемётные.

Никитин бил короткими, быстро перемещая автомат от цели к цели. Где-то попадал, определяя это по пыли, выбиваемой пулями из одежды врагов. Где-то мазал. Но фигурки всё равно падали, спасаясь от прицельного огня. Потом поднимались и бросались вперёд.

В ответ федералы вели интенсивную стрельбу. Пули глухо и страшно стукали в стены, залетали в оконные проёмы, яростно вгрызаясь в дальнюю стену, выбивая из кирпичной кладки красноватую пыль, тут же растворявшуюся в старой пылевой взвеси.

Вдруг в какой-то момент кубанцы перестали стрелять, но продолжали быстрыми перебежками перемещаться вперёд.

Бойцы взвода не сразу осознали, что огонь федеров прекратился. Они ещё вели пальбу по казакам, а потом автоматы и пулемёты тоже замолчали. Повисла тишина, лишь издалека доносились отзвуки стрельбы и грохот взрывов большого боя за город, ставшие настолько привычными, что их почти не воспринимали.

Молчаливое наступление продолжалось. Молчали и оппозиционеры, наблюдая за приближающимся противником.

Вдруг кто-то удивлённо-озлобленно бросил в тишину:

– Да они врукопашную хотят!

«Получат, раз хотят», – стиснув зубы, подумал Иван.

– Пошли, мужики! – по-простому, будто звал на мирную работу, произнёс Михалыч.

Все зашевелились, поднимаясь, всматриваясь напряжённо, выискивая «своего» врага.

Послышалось разноголосое яростное: «А-а-а!!!», «Бей!!!», «Ы-ы-ы!!!», «Ну!!! Идите сюда, мать вашу!!!», и матерщина…

Солдаты полезли из укрытий.

От казаков тоже донеслись вопли и маты…

Иван выпрыгнул из окна, крепко сжимая автомат с примкнутым штык-ножом. В этот момент, как случалось и прежде, все звуки перестали существовать, будто невидимая прозрачная стена отсекла их. Видел только противников, встретился глазами с одним, уже понимая – он! И побежал к нему. Вдруг невидимая плёнка лопнула, разом наполнив мир яростными воплями…