Край вечных туманов - Роксана Гедеон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я достала большой железный ключ и, оглядываясь, как воровка, вставила его в замочную скважину. Старинный замок натужно заскрипел, но поддался очень легко, и через мгновение я уже переступила порог комнаты. Выглянув еще раз в коридор, я крепко захлопнула за собой дверь и перевела дыхание.
Запах женских духов – вот чем встретила меня комната, в которой одну-единственную ночь перед отъездом в Англию провела графиня де Кризанж. Я снова ощутила себя преступницей, особой весьма невысоких моральных убеждений. Ну и что? Разве я виновата, что эта женщина сама проболталась о письме?
Надо действовать, и как можно скорее. Графиня оставила здесь кое-какие вещи, намереваясь забрать их после возвращения из Англии; среди вещей был саквояж, такой, где обычно хранят бумаги. Я распахнула дверцу шкафа – саквояж был там.
Прежде чем начать свой гнусный обыск, я дрожащими руками зажгла свечу. В комнате было почти темно. Огонек пламени тускло осветил комнату. Я поставила свечу на камин. И тут мне в глаза бросился клочок бумаги, смутно белеющий среди головешек в камине. Я присела и осторожно вытащила его. Какая-то часть бумаги, полусожженная, сразу рассыпалась у меня в руках, а ту часть, что уцелела, я поднесла к свече, чтобы лучше видеть.
И тут у меня на глазах произошло чудо. На чистом, неисписанном листе ясно проступили четкие буквы. Пораженная, я смогла прочесть лишь несколько фраз: «Вы едете к своему дяде и не забудьте встретиться с нашим общим другом Подсолнухом. Выясните, сколько морских птиц обитает у западных берегов. Не мешало бы также узнать, как долго наши враги будут запрещать нам видеться и обмениваться подарками…»
Текст стал меркнуть, но я еще успела заметить в самом углу три буквы – К.О.Б.
Знакомство с Батцем меня научило, что существуют на свете некие симпатические чернила. Вероятно, это тот самый случай. Но все остальное было для меня непонятно. Какой-то глупый текст: Подсолнух, морские птицы… Наверное, это шифровка. Но что означает это К.О.Б.?
Впрочем, тут нечему удивляться. Графиня де Кризанж – роялистская шпионка, агент графа д'Артуа. Она собирает сведения в Париже, ездит за инструкциями за границу. Даже Клавьер ей что-то рассказывал…
Черт побери, подумала я, у меня есть куда более важное дело, а я тут размышляю о каких-то шифровках! Я бросила в сторону найденное письмо, тем более, что там больше ничего нельзя было разобрать, и принялась перебирать бумаги в саквояже. Меня поразило обилие любовных писем – и новых, и десятилетней давности – словно бы графиня решила поставить рекорд в любвеобильности. Я даже нашла знакомые имена – Водрейль, Куаньи. Не говоря уже о Мирабо и Дантоне! Да она просто шлюха, эта графиня де Кризанж! И как только она осмеливается утверждать, что любит Рене до безумия? Он самый ревнивый мужчина в мире, он не стал бы терпеть такое количество соперников. Если я, например, искренне люблю его, я ни разу не изменила ему по своей воле. Как знать, может быть, то письмо из тюрьмы не существует, и графиня все выдумала и наврала…
И тут ледяной холод сжал мое сердце. Еще не понимая слов, не зная содержания, я узнала почерк, – небрежный, размашистый, такой, каков был и нрав Клавьера. Таким же образом он составлял деловые бумаги и мои векселя. Уж тут-то я не ошиблась…
«Милый друг, не стоит так отчаиваться. Мне жаль, что случай, произошедший со мной, причинил вам так много боли. Наверное, не в моих силах избавить вас от страданий, но я знаю, каких слов вы от меня ждете, и я говорю: я люблю вас и хочу, чтобы вы жили. Вспомните прежние времена, и это послужит вам утешением.
Мы с вами родственные души, Фло? Я думаю, это так. Подобных нам прожигателей жизни нет на белом свете, и я полагаю, что если вы осуществите свое намерение, мир будет просто безутешен. Живите, ведь вы – единственная в своем роде.
С любовью и нежностью – по-прежнему ваш Рене».
Глаза мне заволокло туманом. Это просто кошмар… «С любовью и нежностью»! «По-прежнему ваш»! «Я люблю вас»! Оказывается, эта проклятая Фло для него – единственная и неповторимая! Право, он мог бы проявить большее разнообразие и не говорить всем женщинам одно и то же!
Задыхаясь от горя, я брезгливо положила письмо, машинально поставила саквояж на место, забыв навести в нем порядок. Я забыла даже снова запереть дверь на ключ… Слезы стояли у меня в горле, но я не плакала. Стыд и оскорбленное самолюбие жгли душу, спазмы сжимали горло. Какое унижение… Он забавлялся со мной, он нагло врал мне, он появлялся у меня раз в несколько месяцев и утешался е этой отвратительной Фло, будь она проклята!
– Я была глупа! – крикнула я в темноту коридора.
Но мне и кричать нельзя было… Я должна думать об этом молча, чтобы никто не догадался о моем унижении. Но все-таки, почему я вела себя так глупо? Голос разума все время подсказывал мне, что я должна быть начеку, держаться настороже и не доверять словам Клавьера. Но я тщеславно полагала, что обладаю женской интуицией, которая чувствует лучше, чем разум. Неужели опыт никогда не научит меня, что я воспринимаю мужчин не такими, каковы они на самом деле?
– Буржуа, спекулянт, выскочка, подлый торгаш! – в ярости прошептала я, ломая пальцы. – Грязный развратник! Лгун, обманщик, лицемер!
Я вернулась к себе, сама разделась и распустила волосы на ночь, но делала это машинально, как бы вслепую. Целый шквал безумных мыслей оглушал меня, я вспоминала то, что было, и поражалась, как в одном мужчине может быть столько лжи и лицемерия… Какая насмешка над моей глупостью! Впрочем, сказал же мне как-то Клавьер, что он вовсе не благороден? Мне следовало бы помнить об этом всегда!
– Променять меня на старуху, которой сорок лет! – твердила я, в своем женском отчаянии отрицая все прелести и достоинства Флоры де Кризанж. – На эту интриганку и шлюху! Уж лучше бы она отравилась… Сам дьявол принес ее сюда!
Мой гнев дошел до такой степени, что я не способна была сидеть в своей спальне, я просто задыхалась. Где-то на лестнице раздались быстрые шаги и звяканье шпор. Наверное, Лескюр вернулся… Он же обещал вернуться к вечеру.
И тут дикая, совершенно невероятная мысль возникла у меня в голове. Несколько секунд я еще раздумывала, пытаясь сопротивляться той гневной мстительности, что завладела мною. Но сопротивление было напрасно. Я не могла сейчас рассуждать трезво. Бывают такие минуты, когда разум полностью умолкает, а живут только эмоции…
Поспешно набросив на себя шаль, полураздетая, с волосами, беспорядочно рассыпавшимися по плечам, я выбежала на лестницу. Холодные каменные ступени показались мне просто ледяными, ведь я стояла босиком. Не долго думая, я спустилась по лестнице, пробежала по галерее и замерла на пороге комнаты маркиза. Потом подняла руку и тихо постучала.
– Вы?
Лескюр пораженно смотрел на меня. Должно быть, мое появление производило странное впечатление. Сам он уже собирался ложиться спать, ворот его рубашки был полурасстегнут.