Утраченное Просвещение. Золотой век Центральной Азии от арабского завоевания до времен Тамерлана - Стивен Фредерик Старр

Арабское завоевание, начавшееся в 660 году, принесло разрушения, страдания и временный застой в торговле. Но оно отличалось от предшествовавших в трех моментах. Во-первых, местное население в этот раз оказало захватчикам отчаянное сопротивление. Никогда во всех своих завоевательных походах арабы не сталкивались с чем-либо подобным[308]. Во-вторых, среди самих захватчиков – арабов – вскоре начались междоусобные стычки. Враждующие группы пытались заключить союз с местными против своих же бывших соратников. В-третьих, из-за этих двух факторов попытка завоевать регион сразу не увенчалась успехом, потребовался почти век для достижения цели, а к этому времени местное самоуправление и культура уже снова начали восстанавливаться. Для полной исламизации понадобилось еще несколько веков.

Несмотря на все эти проблемы, натиск захватчиков в конечном счете принес двойную пользу: арабы оставили после себя язык, который использовался в официальной переписке и при интеллектуальном обмене, и новую религию – ислам. Арабское завоевание Центральной Азии повлекло за собой разрушение многих сфер культуры, но это компенсировалось, по крайней мере частично, появлением новых, достаточно важных элементов. Расцвет центральноазиатской мысли и культуры, происходивший в течение последующих трех с половиной веков, никогда бы не случился без революционных изменений, принесенных с Ближнего Востока. Эта глава посвящена динамике завоевания в течение 100 лет (после первых попыток в 650-е годы) и реакции на него местного населения.

В VII веке нашей эры Центральная Азия не подчинялась внешним силам. Ее население, в основном иранского происхождения, но с увеличивающимся количеством тюрков, говорящее на различных иранских и тюркских языках, территориально относилось к местным царствам. Они формально подчинялись Персидской (Сасанидской) империи и тюркам, которые вторглись в регион за сто лет до арабов. Но это, как и протекторат китайской династии Тан над восточными частями региона, к тому времени было лишь номинальным. И тюрки, и Сасаниды были в глубоком упадке к VII веку, а империя Тан все больше собирала силы на востоке, где в настоящее время находится Синьцзян. Тюрки укрепили свое влияние в 550-х годах, нанеся поражение так называемым белым гуннам, или эфталитам, – еще одному кочевому народу, вторгшемуся в регион из далеких земель, за пределами Великой Китайской стены. После первого успеха многие тюркские правители уверенно чувствовали себя в качестве повелителей государств в сердце Центральной Азии, наслаждаясь всеми полагающимися им привилегиями, но не вмешиваясь в экономику и культуру[309]. Тем временем сами тюрки многое сделали, чтобы ослабить претензии империи Сасанидов на Центральную Азию. Несколько раз Сасаниды и тюрки сражались в Центральной Азии, оставляя для жителей региона лишь роль ошеломленных зрителей[310]. Но тюрки постоянно ожидали нападения и боялись новых угроз с Востока. Вернувшись в свою роскошную столицу Ктесифон на реке Тигр, Сасаниды поняли, что не обладают властью над Центральной Азией в результате крупных финансовых проблем, возникших из-за военных походов против Византии.

Вынужденные в связи с этими обстоятельствами уменьшить свои притязания на Центральную Азию, Сасаниды и тюрки ограничивались взиманием дани, а во всех остальных отношениях предоставили регион самому себе. Императоры династии Тан также были заняты войнами с Тибетом. Они довольствовались признанием их власти без каких-либо дополнительных требований от своих номинальных подданных. К VII веку не осталось ни одного наместника или иностранного правителя во всей Центральной Азии[311]. С III по VIII век центральноазиатские государственные деятели были фактически независимыми, существуя под пристальным надзором местных государей и дехкан. Процветала континентальная торговля, активно развивались города. Уверенные в собственной безопасности, правители сократили расходы на оборонительные сооружения. Та же расслабленность наблюдалась и в сфере религии. Изображения на дошедших до нас монетах из многих городов доказывают, что многие жители Центральной Азии продолжали поклоняться древним местным богам даже по мере того, как они открывали для себя новые верования[312].

Все эти тенденции были очевидны в Мерве, уже являвшимся крупнейшим густонаселенным центром к востоку от Месопотамии. Этот крупный город, перевалочный пункт торговых путей, простирался далеко за пределы стен, построенных несколькими веками ранее[313]. Существовали целые промышленные кварталы, где производилась закаленная сталь, которую греческий историк Плутарх прославлял в I веке[314]. Там же изготавливали яркие хлопчатобумажные ткани (тираз), которые сбывались на рынках от Китая до Средиземного моря. Вместе с этой торговой деятельностью процветали зороастрийские храмы в центре города и в прилегающей сельской местности[315], в то же время христианские и манихейские проповедники родом из Мерва добирались даже до Китая[316].

Астрономы, математики, физики и другие ученые Мерва извлекали немалую пользу из тесных научных связей города со средиземноморским миром поздней Античности, а также с Индией. Исследования в области астрономии велись в давно построенной городской обсерватории. Последний сасанидский правитель Йездигерд III привез в город большую коллекцию книг из своей библиотеки в Ктесифоне, пополнив ими мервские книгохранилища[317].