КаМаЗ и Ч.М.О. - Тата Кит

—Поговори с Лёшей. А хочешь, я поговорю?— неожиданно в моей голове созрел, на мой взгляд, безупречный план.— А давайте, вы её удочерите, а воспитывать буду я? Я вообще всё делать буду! Я бы сама её забрала, но мне с моей зарплатой, ипотекой и одиночеством никто не доверит ребенка. Ты бы её видела, Лен. Она такая крошечная. У нее такие яркие голубые глазки. Большие-большие. И реснички…

—Не трави душу,— остановила меня Лена, снова отирая потоки слёз по щекам.— И хватит с тебя геройства, Марин. Я поговорю с Лёшей. Хорошо?

—Хорошо.

Крепко обняв подругу на прощание, я проводила ее взглядом. С балкона проследила за тем, чтобы она села в машину такси, а не в свою.

В своей комнате, свернувшись калачиком на кровати, я сжимала в руке телефон, ожидая, когда мне позвонит Михаил Захарович. Он обещал, что позвонит, когда освободится.

И не обманул.

—Да!— ответила я на звонок, едва вибрация коснулась ладони.

—Почему не спишь?— усталый тихий голос с легкой хрипотцой подействовал на меня как успокоительное. Сердце перестало барабанить к груди как сумасшедшее, а дыхание выровнялось.

—Разве получится?— задала я встречный вопрос и услышала, как Михаил Захарович протяжно выдохнул. Курит — сразу поняла я.— Вы нашли… их?

Сказать слова «родители» или «мать» не поворачивался язык.

—Нашли, Маруся. Нашли.

—И что они? Они хоть сожалеют?

—Они сожалеют только о том, что не взяли побольше бухла и придется идти еще за одной бутылкой.

Глупый вопрос. Согласна. О каком сожалении можно говорить у таких, как сказала Лена, существ?

—Их накажут?

—Они задержаны. А дальше уже решаю не я. Но из всех вариантов, что перечислил сожитель той мрази, оставление в лесу на снегу был самым гуманным.

—Какой ужас!— накрыла я рот ладонью и зажмурила глаза, из которых хлынули слёзы.— За что они так с ней?

—Не знаю, Маруся. Не знаю,— вздохнул Михаил Захарович. В телефоне повисла пауза, и ничего не хотелось говорить. Но и трубку бросать тоже не хотелось. Даже такое присутствие Михаила Захаровича рядом со мной дарило мне какое-то умиротворение и спокойствие. Будто я подсознательно знала и понимала, что рядом с ним я в безопасности.— Поешь,— вдруг сказал Костров.

—Что?— не поняла я, ко мне он обращается или уже нет.

—Наверняка, до сих пор ничего не ела. После шашлыков прошло шесть часов. Поешь, Маруся. Хоть тех червей зеленых пожуй.

—Это фасоль,— улыбнулась я сквозь слёзы.— Тогда и вы тоже что-нибудь поешьте. Только обязательно. Хорошо?

—Постараюсь,— выронил Михаил Захарович тихо. И снова повисло молчание, от которого в солнечном сплетении становилось всё теплее с каждой секундой.— Спокойной ночи, Маруся. Постарайся уснуть после того, как поешь.

—И вы. Спокойной ночи, Михаил Захарович.

Чувствую себя преступницей, которая еще и с уроков сбежала.

На самом деле, не сбежала, а ушла, как и положено — в конце рабочего дня. Но всё равно тревожно. Еще и врачей обманула, прикинувшись следователем. Зачем, спрашивается? Могла бы просто сказать, что я та самая девушка, которая спасла малышку из снежного холодного плена. Наверняка, меня бы и так пустили.

Или нет?

В любом случае, пришлось перестраховаться и сочинить целую легенду, почему мне нужно быть именно здесь и держать крошечную спящую малышку за ручку.

Какая она великолепная! Две ночи подряд мне снится. И две ночи подряд я боюсь опоздать, даже зная, что она уже в безопасности.

—Красавица,— шептала я тихо, боясь разбудить малышку.

—А та красавица, что в очках, сейчас по жопе получит,— раздался тихий мужской голос над головой.

Казалось, что сердце внутри замерло, и меня вот-вот покинет сознание, будто я преступник, которого поймали на месте преступления.

—Михаил Захарович,— выдохнула я с облегчением, когда обернулась и по серым глазам над медицинской маской узнала Кострова.

—Ты где ксиву-то взяла, следачка?

—В магазине сувениров,— достала я из кармана удостоверение, в котором значилось, что я являюсь генералом Юбилеевым.

—Ты еще и по званию меня обогнала,— взметнулись брови мужчины, пока он разглядывал удостоверение.— И как ты с этим фантиком умудрилась попасть не за решетку, а в палату?

—Я очень быстро показала удостоверение и очень много полицейских терминов сказала. Даже вот,— указала я себе в ноги, где лежала папка с подписью «Дело №…» и ручка, вложенная в нее.— В школе взяла.

—Подготовилась,— одобрительно хмыкнул Михаил Захарович.— Только следаки так не работают. Допрос младенца, Марусь? Серьёзно?

—Но получилось же.

—Конечно, получилось. Мне позвонили, и у тебя получилось.

—Оу,— выдохнула я и пристыжено опустила взгляд. Сейчас мне, наверное, влетит, и я сяду за подделку документов. С моей удачливостью именно так и случится.— Простите.

—И чего ты здесь забыла, Маруся?

—Просто…— пожала я плечами и кончиком пальца погладила крошечные пальчики девочки.— Не могу перестать о ней думать. Думала, если не увижу сегодня, то с ума сойду.

Михаил Захарович обошёл кувез, в котором спала девочка, и нерешительно коснулся пальчиков другой ее руки указательным пальцем. Маленький кулачок слегка сжался, крошка зашевелилась, а Костров отпрянул, словно испугавшись, что сделал малышке больно.

—Что там твои друзья?— спросил он, отойдя в угол палаты.— Решились?

—Да,— улыбнулась я.— Они согласны. Лена сказала, что это был самый долгий и тяжелый разговор за всю историю их отношений. Но я очень рада и горжусь ими. Они приняли правильное решение. Лена уже обратилась в опеку, чтоб узнать, какие документы и условия нужны. А Лёша переделывает пустующую комнату в их квартире в детскую для девочки.

—Если они, действительно, настроены решительно, и ты за них ручаешься, то я могу помочь ускорить процесс удочерения. С теми, кто ее оставил в снегу, уже всё решено, остались формальности.

—Правда?!— я смотрела на мужчину не моргая, едва сдерживая слёзы благодарности.— Вы правда им поможете?

—Если ты ручаешься за своих друзей, то…

—Ручаюсь-ручаюсь! Я всё сделаю. Всё, что попросите!— быстрыми шагами я подошла к Михаилу Захаровичу и бросилась на его шею, крепко обняв.— Спасибо Вам, Михаил Захарович!

Поцеловала туда, где под маской была колючая щетина на щеке, и слегка смутилась, поняв, что позволила себе лишнее, когда Костров слегка отклонил голову назад и вопросительно взглянул на меня сверху вниз.

Плавно убрала руки с его шеи, а он, вместе с тем, свои с моей талии. Я даже не заметила, что он меня тоже обнимал. Настолько была счастлива и счастлива до сих пор, что еще немного, и разбужу всех детишек, что были в палате.