Тамбовский квартет. Галопом по Европам - Сергей Панарин

Он надеялся, что похититель свернул с просеки налево, к хутору.

Конек и кенгуру бок о бок неслись по лесу. От скорости и ветра перехватывало дух. Парфюмер стиснул лапками гриву лошака и напряженно смотрел вперед, игнорируя проскальзывающие мимо стволы, кустарники, опасные ямы. Колючий был по уши занят тем, чтобы удержаться на гладкой спине Иржи.

Они успели разглядеть микроавтобус, проехавший через мост, пропыливший до околицы и скрывшийся на улочках хутора. Итак, черный коробок на колесах и с наглухо затонированными окнами. На борту – изображение головы металлического пса с красным объективом вместо правого глаза. На задних дверях надпись «Гамбург». Вот и все приметы.

– Все, дальше нельзя, – сказал Гуру Кен. – Нам его все равно не догнать.

К остановившимся преследователям присоединился пыхтящий Серега.

– Да, староват я для затяжных забегов, ребятки… Ломоносыч послал подстраховать, – выдавил он. – Упустили? Тогда бегом обратно.

В овраге их ждали медведь, лиса, петух, бобер и братья-еноты. Остальные звери не хотели расходиться, пока не прояснится ситуация с Ман-Кеем, но Войцех велел самым зорким из них продолжать наблюдение за сворачивающимся лагерем строителей, а остальным надлежало спрятаться. Над оврагом кружили птички-связные.

– Опоздали, – сокрушенно проронил Сэм, спрыгивая с лошака.

– Зато мы отлично запомнили автомобиль, – попробовал обнадежить друга Колючий. – Никуда он от нас не денется!

– Да, будем искать, хотя это ужасно сложно, – сказал Михайло. – Мы тут порасспросили галчонка, который видел, как увезли обезьянина. Нам придется отправиться в Германию. Хозяин четверки псов – немец. Звать Гюнтером.

– Моя любимая Дойчланд есть большой страна, – озабоченно проговорил Петер. – Каким образом мы находить там охотник Гюнтер?

– На фургоне написано, из какого он города, – сказал кенгуру. – Из Гамбурга.

Все посмотрели на петуха.

– Я почти не помнить свой родина, – затараторил он. – Я иметь уехать, когда был цыпленок.

– Не дрейфь, никто с тебя ничего не требует, – успокоил Петера Колючий.

– Ладушки, поверим надписи на фургоне, – подытожил медведь. – Тогда возникает насущный вопрос: как же нам туда попасть? Причем сделать это надо быстро…

Заработали умы, зашевелились мозговые извилины.

– Воздушный шар погиб, – подала голос Лисена.

– Я не такой быстрый, чтобы угнаться за фургоном, – вставил фразу Иржи.

– Угнать автомобиль! – выпалил Колючий.

– Нет, самолет! – поправил Парфюмер Сэм.

– Только не летать, – поставил условие Серега, содрогаясь при воспоминании о воздушной болезни.

– Кто из вас умеет водить авто? – поинтересовался Войцех.

– Ман-Кей смог бы, – мгновенно среагировал Гуру Кен, потом постучал в сердцах боксерской перчаткой по голове. – Он же в плену!

– Плот! Лодка! Катер! Пароход! – перебивая друг друга, перечислили Анджей и Кшиштов.

– Увы, братья, наша река течет не в Германию, – покачал головой бобер.

– Поезд, – промолвил Ломоносыч.

– А ведь и верно, – протянула Лисена.

– Он есть громкий, железный и ужасный, – пробрюзжал гамбургский петух.

– Потерпишь, – надавил на тенора еж.

Скунс досадливо пнул шишку, валяющуюся под ногами.

– Я виноват. Я должен был простить Эм Си. Я поеду один.

– Тебе фигу свернуть, или сам справишься? – усмехнулся Колючий. – Ман-Кей не только твой друг. Он ведь нам всем не чужой, хоть и дураковат не в меру.

– Верно излагаешь, – одобрил Серега.

– Где тут у вас вокзал? – обратился Михайло к Войцеху.

Пан Гржибовский подъехал к коттеджу, взошел на крыльцо, толкнул дверь. Заперто. Позвонил. Никого. Еще позвонил. Тишина.

– Сынка ищете, пан бизнесмен? – спросила женщина, шедшая мимо.

Он оценил прохожую. Немолодая, симпатичная, лицо глуповатое, но в целом доброе. Каштановые волосы заплетены в аккуратные косы. Классика сельского портрета. Только вот вопрос эта женщина задала с каким-то тайным подтекстом. Злорадство? Вроде бы нет… А что тогда?

– Да. Я ищу сына, – пану Гржибовскому стало тревожно.

– Так он у пана Дзендзелюка с утра до вечера торчит, – с явным осуждением сказала хуторянка.

– Это… у колдуна, что ли?

Бизнесмен помнил, что это имя упоминал начальник стройки, когда жаловался на полное фиаско подготовительных работ.

– Поди ж ты! – оживилась женщина. – Он уже и в городе прославился!

– Ну, можно и так сказать, – пожал плечами пан Гржибовский. – А где мне найти дом Дзендзелюка?

– Вот прямо по дороге и до околицы, – ткнула пальцем хуторянка. – Вы с ним того, поосторожнее. Он ведь, чуть что не по нем, в волка обращаться горазд.

– Наслышан, – хмуро сказал бизнесмен, садясь в джип.

Аккуратный домик четы Дзендзелюков не произвел на пана Гржибовского впечатления пристанища колдуна. И дверь открыла вовсе не ведьма – пани Барбару так даже муж не назвал бы.

– Здравствуйте… А мой сын, ну, Сигизмунд… – замялся бизнесмен, от волнения приглаживая идеально прилизанные волосы.

– Проходите, пан горожанин. – Старушка отодвинулась, пропуская гостя. – Эй, Дзенцол! Тут за малым пришли!

Комната показалась пану Гржибовскому маленькой, но опрятной. Хозяева были бедны, да порядок блюли.

Старик лежал в кровати, рядом стоял вскочивший со стула Сигизмунд.

– Сынок! – обрадовался бизнесмен, но тут же осекся. – Добрый день, пан Дзендзелюк.

Колючие глаза старика не сулили ничего хорошего. Дед откашлялся, морщась, и ответил:

– Доброго здоровьишка, пан Гржибовский. Извините, не встаю, чтобы пожать руку. Спину прострелило.

«Ну, Казимир! Ну, стрелок хренов!» – пронеслось в мозгу бизнесмена.

– Я отменил строительство, – почему-то счел своим долгом отчитаться он.

– И вы очень правильно поступили! – одобрил старик и пробурчал под нос: – А то я прямо уж и не знал, что еще предпринять…

– Сигизмунд, а что ты тут делаешь? – рискнул спросить пан Гржибовский.

– Меня пригласил пан Дзендзелюк. Он очень много знает об этих краях. Вот, как раз рассказывал, как партизанил во время Второй мировой.

– И все? – уточнил отец.

– Ну да, – захлопал глазами сын.

– Нам надо ехать в город. И знаешь, ты был прав: нельзя сносить останки крепости.

Прикрывший глаза пан Дзендзелюк почти физически ощутил, как Гржибовский покосился на него, произнося последнюю реплику. Старик счел своим долгом степенно кивнуть. Пусть успокоится этот великовозрастный олух. Он ведь тоже верит в ахинею о колдовстве.