Том 2. Драмы - Виктор Гюго

class="p1">Простите, что в слезах впервые к вам я выйду.

И с этой девочкой, такою кроткой с виду,

Что стоит посмотреть — и лучше станешь сам,

Я волю дать готов своим смешным слезам.

(К Бланш)

Не бойся ничего! Ведь это чья-то шутка.

Смеются — и пускай! Конечно, было жутко!

Они добры, честны. Раз я люблю тебя, —

Дадут нам жить вдвоем, спокойно и любя.

(Вельможам)

Ведь так?

(К Бланш, обнимая ее)

Но ты со мной! Какое счастье снова!

О, я готов забыть все, что случилось злого,

Недавно плакавший теперь захохотал,

И потерявший все еще богаче стал.

(Глядя на нее с беспокойством)

Ты плачешь, — но о чем?

Бланш

(пряча в руках пылающее и заплаканное лицо)

Кто эту тяжесть снимет?

Стыд!

Трибуле

Что сказала ты?

Бланш

(прячет лицо у него на груди)

О нет, не перед ними!

Вам одному.

Трибуле

(дрожа от гнева, поворачивается к королевской двери)

Ага! Насильник! И ее!

Бланш

(с рыданием бросается к его ногам)

Останемся вдвоем!

Трибуле

(в три прыжка бросается к озадаченным вельможам и расталкивает их пинками)

Ступайте вон, зверье!

И ежели король сюда войдет иль даже

Пройдет поблизости...

(Обращается к Вермандуа)

Вы, кажется, из стражи?

Скажите, чтоб не смел входить! Еще я здесь!

Пьен

Вот полоумный шут! Смотри, какая спесь!

Горд

(удерживая его движением руки)

Младенцам и шутам не возражать пристойно,

Но надо их стеречь!

Дворяне уходят.

Трибуле

(садится в кресло короля и подымает дочь с полу; голосом, исполненным мрачного спокойствия)

Поговорим спокойно.

Теперь скажи мне все.

(Обернувшись, замечает, что де Косе остался. Приподнявшись, показывает ему на дверь.)

Вы слышали? Назад!

Косе

(пятится, подчиняясь властному тону Трибуле)

Им все позволено! Шуты еще грозят!

(Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Трибуле, Бланш.

Трибуле

(мрачно)

Ну, говори теперь.

Бланш

(опустив глаза и прерывая речь рыданиями)

Должна я, очевидно,

Вам рассказать, как в дом пробрался он... Мне стыдно!

(Плачет, прижимая руки к лицу.)

Трибуле обнимает ее и осторожно вытирает ей слезы.

Уже давно... Хочу начать издалека...

Меня преследовал... Нет, память не легка...

Он молча шел за мной... Нет, надо вам заметить,

Что в церкви суждено его мне было встретить.

Трибуле

Да! Короля!

Бланш

Мой стул он тронул и ко мне

Слегка приблизился в церковной тишине...

(Голос ее слабеет.)

Вчера он к нам пришел, сумел проникнуть сразу...

Трибуле

Избавлю я тебя от тяжкого рассказа.

Все уж отгадано!

(Подымается.)

О горе! Боже мой!

Посмел он заклеймить чело твое чумой!

Дыханьем осквернил тобою полный воздух

И грубо разорвал венец твой в юных звездах!

Мое убежище, где я — слуга ничей;

Заря, будившая меня от всех ночей;

Душа моей души, что мне добро внушала

И на бесчестие благой покров кидала;

Приют, что я нашел, отверженный для всех;

Небесный ангел мой, крепчайший мой доспех —

Погибла, брошена в болоте непролазном.

Разбит святой венец, что я считал алмазным.

Несчастье роковой удар мне нанесло.

Что делать при дворе, где торжествует зло,

Где я всегда встречал одно искусство блуда,

Да наглость пьяную, да морду лизоблюда?

Ведь раньше только ты, невинная краса,

Могла порадовать еще мои глаза!

Да, я послушен был, я принял эту участь,

Всей этой гнусностью по долгу службы мучась.

Пусть чванство я встречал в развратнике любом,

Слыхал кичливый смех над горем, над горбом, —

Я жребием моим, что со стыдом был смешан,

Вполне доволен был: я ею был утешен.

Сам падая, хотел ее поднять — и вот,

Алтарь воздвигнул там, где строят эшафот.

Но мой алтарь разбит! Ты не напрасно плачешь

И личико свое в смятенье горьком прячешь.

Плачь больше, плачь еще! Часть горя иногда

От слез девических проходит без следа.

И если можешь ты, отдай отцу все горе!

(Задумчиво)

Вот только сделаю, что следует, — и вскоре

Покинем мы Париж. О, только б ускользнуть!

(По-прежнему задумчиво)

В один короткий день так изменить свой путь!

(В ярости поднимается.)

Проклятье! Кто бы мог мне предсказать недавно,

Что этот подлый двор, беспутный и бесславный,

Способный девушку бесчестно растоптать,

Бегущий от всего, в чем божья благодать,

Неслыханно легко творящий безобразья

И запятнавший все своей кровавой грязью, —

Что он дойдет еще до мерзости такой

И загрязнит тебя холодною рукой!

(Оборачивается к королевской двери.)

А ты, король Франциск!.. Прошу я ныне бога,

Чтоб оступился ты! Крута твоя дорога!

Чтоб он открыл твой склеп, да рухнешь ты туда!

Бланш

(подымая глаза к небу, в сторону)

Не слушай, господи! Люблю его всегда!

Шум и шаги в глубине. На галерее показывается группа солдат с дворянами. Впереди де Пьен.

Пьен

(зовет)

Эй, Моншеню, поднять решетку. Гость объявлен:

Сейчас в Бастилию де Сен-Валье отправлен.

Солдаты по двое проходят в глубину. Окруженный ими де Сен-Валье, поравнявшись с дверью, останавливается и обращается к комнате короля.

Сен-Валье

(громким голосом)

Обиду я нанес особе короля,

Свое отчаянье хоть этим утоля.

Но, прокляв короля, не услыхал ответа.

Ни молнии с небес, ни друга в мире нету.

Он будет жить. Не жду я вести дорогой.

Трибуле

(подымая голову и смотря ему в лицо)

Граф, ошибаетесь. За вас отмстит другой.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

БЛАНШ

Пустынный берег Сены, пониже предместья Сен-Жермен. Направо — лачуга, нищенски обставленная глиняной посудой, дубовыми скамейками. На чердаке в окно можно разглядеть убогое ложе. Зритель видит все, что внутри: стол, камин и в глубине крутую лестницу, ведущую на чердак. В левой от актеров стене дома проделана дверь, выводящая прямо на улицу. Стена плохо сложена, в ней трещины и щели, сквозь которые можно легко разглядеть все происходящее внутри. В двери потайное окошко, закрытое решеткой. Над дверью навес, на навесе