Имаго - Юрий Никитин

После третьей рюмки я ощутил некоторое расслабление, покой.Мое замороженное лицо оттаивает, а на губах уже блуждает вообще-то дурацкая, ноприветливая улыбка. И люди за столом не такие уж враждебные уроды. Откудавраждебность, все пришли оттянуться, расслабиться, побалдеть, поймать кайф, нио чем не думать…

– Еще ты говорил, – напомнил он, – что людиедят, чтобы жить, а юсовцы живут, чтобы есть. Говорил? Говорил, говорил… Атеперь весь мир живет, чтобы есть, совокупляться, спать, срать, снова есть..

– Фи, – сказала Юджина. Она посмотрела наотца. – Ой, мне надо собираться… Все, я побежала краситься!

Она унеслась в одну из комнат, у Черкашенко их шесть, онзаметил ей вслед:

– Как же, красота спасет мир!

Я не понял этого замечания, Черкашенко ел, глядя мимо меняна огромный плоский экран, встроенный в стену. Там снова и снова обсуждаютдетали странной смерти жены бывшего канцлера Германии. Три дня тому все газеты,телевидение, радио и в Интернете на новостных сайтах сообщили о ее смерти, атеперь все еще смакуют детали.

Черкашенко сказал с набитым ртом:

– А что это за странная болезнь: аллергия к солнечномусвету? Ею обладал и первый известный из таких аллергиков – граф Дракула. Всевампиры – аллергики на дневной свет. А солнечный их убивает вовсе… Наверное,служанка отодвинула штору, когда госпожа проходила мимо окна…

Я пожал плечами.

– А ты заметил, о ком говорят?

– О супруге бывшего канцлера, – ответил он снедоумением.

– Вот-вот, – сказал я. – Всего лишь осупруге. Которая не видный ученый, не изобретатель, даже не фотомодель илифутбольная звезда. Просто человек из высших кругов!.. Наконец-то во всем миреотбросили это лицемерие, перестали делать вид, что их хоть в какой-то мереинтересует этот рабочий скот, именуемый «простыми людьми». Эти «простые»существуют всего лишь как навоз, где высший свет высаживает свои цветы.

Черкашенко захохотал, покрутил головой:

– А ты, как всегда, парадоксален! Нет, я все-таки оченьрад, что ты пришел к нам. Конечно, придется поработать под моим началомгодик-другой, но ты сумеешь получить и свой отдел…

Я поинтересовался:

– А у тебя большой отдел?

– Отдел? – удивился он. – Да под моей дланьюдве трети института!.. Уже и юсовцами командую. Денег у них куры не клюют, носами туповаты. Так что служить им совсем не трудно. С ними ладим очень просто…А ты что, защищаешь рабочий класс?

– Я не адвокат, – ответил я с достоинством. –И не профсоюзный деятель. Просто отмечаю факт, что натужное лицемериеотброшено. Брехливость лозунга «все равны» видна уже по жене бывшего канцлера.А почему не говорят о жене Васи Пупкина?.. Она ведь тоже ни хрена не совершила,просто существовала. Как и та. Но жена канцлера – это не жена «простогочеловека». А это значимый момент разворота в нашем сознании… который надововремя заметить. Если политик заметит и умело воспользуется, он может объявитьсебя, скажем, императором. Из числа простого народа можно будет отбирать,скажем, по жребию, людей для публичных казней… просто так, для зрелища. Амотивировку какую-то можно придумать. Ну, казнить самых неуспевающих,пьянствующих на работе, переходящих на красный свет… Я говорю о быстроменяющемся мировоззрении!

Слышно было, как в прихожей хлопнула дверь. Но сигнализацияне включилась, кто-то из своих. В дверях кухни появилась роскошная женщина схоленым породистым лицом. Пышные волосы пепельного цвета убраны в красивуюаристократическую прическу, открывая высокий чистый лоб и безукоризненной формыуши. Только пара прядей опускается к обнаженным плечам, демонстрируя и длинугордой шеи, и крупные локоны здоровых волос.

На меня в упор взглянули крупные глаза с удивительно широкойрадужкой, из-за чего глаза выглядят еще крупнее. Высокие брови в безмерномудивлении приподнялись еще выше. На скулах румянец стал ярче… нет, просто этотак падает из окна свет. Глаза изумленно расширились. Некоторое время стояла,красиво изогнув стан, все еще гибкий, тонкий, результат шейпинга и диет.Красивое безукоризненное лицо лишь на мгновение выказало какие-то чувства,потом снова стало холодновато-приветливым, а голос произнес с издевательскойнейтральностью:

– О, никак не ожидала… Что случилось?

Черкашенко доложил довольно:

– Мэри, Бравлин теперь будет работать у нас! Я подыщуему неплохое местечко.

Она с сомнением посмотрела на него, потом снова на меня,словно спрашивая о настоящей причине.

– Вот уж меньше всего на свете могла бы поверить…

Черкашенко сиял, упивался победой. Он протянул к ней руки:

– Иди сюда, дорогая! Отметим возвращение Бравлина, егонам так недоставало!

Она, глядя мне в глаза и не двигаясь с места, сказалаотчетливо:

– О, нет, дорогой!.. Я так устала. И сегодня,пожалуйста, никакого секса, хорошо?

– Очень много работы? – спросил он участливо.

– Да нет, – ответила она ему, но не сводила глаз смоего лица, – просто у босса сегодня были гости из Новосибирска. Обсуждаликонтракт на поставку леса… Обсуждали часа три. Я за это время дважды приносилаим кофе, один раз отсосала троим, а двое меня еще и попользовали во всеполости.

– А, – сказал он понимающе, – ну тогда полежис полчасика, отдохни. А потом сходим в тренажерный зал, да?

Она все еще смотрела мне в лицо. Я не повел и бровью, хотятри года тому от одной только мысли о таком я бы уже помчался убивать всехновосибирцев на свете. Наконец она изволила услышать его вопрос, помоталаголовой:

– Нет, я только приму душ. А потом в тренажерный. Одинновосибирец, что пользовал меня по-собачьи, заметил, что малость отвисаетживот.

Он осмотрел ее внимательно.

– Врет. У тебя живот почти плоский.

– Это когда я стою вот так, – ответила она сгрустью. – Я даже чуть напрягаю мышцы, подтягиваю, не заметил? А надо,чтобы так было само по себе. С сегодняшнего дня буду качать только мышцыживота.

Она наконец отвела взгляд. Мы проводили взглядами еебезукоризненное тело, Черкашенко посерьезнел, сказал строго:

– Только, Бравлин, давай договоримся сразу! Ты в моемполнейшем распоряжении. Шаг вправо, шаг влево… сам понимаешь. Ты тогда здоровооскорбил нас, назвав коллаборационистами. Мэри, ты не поверишь, две неделиходила опухшая от слез. Мне пришлось несладко, ведь до того мы работали вместе,ты… надо признаться, делал львиную долю всех работ. Но теперь все созданноемною – только моя заслуга, понял? Все высоты, которых я достиг, моя заслуга.Так что ты по праву начнешь работать там внизу, очень глубоко внизу. Но я,обещаю, буду тебя постепенно продвигать наверх. Конечно, чтобы это не повредиломне, сам понимаешь, но все же я тебе помогу…