Сладкая мука любви - Джил Грегори

Не хотелось даже и думать о том, что скажет отец, когда узнает, что она вмешалась в драку и приняла сторону одного из Гарретсонов.

Эмма прикинула, сколько сейчас может быть времени. За окном царила непроглядная тьма – то ли уже стемнело, то ли из-за грозовых туч. Скорее всего время ужина миновало, однако девушка не чувствовала голода. Она чувствовала только страх. Страх перед завтрашним днем и перед собственным безрассудством.

Что же случилось с рассудительной, известной своим самообладанием юной леди, которая всегда знала все ответы, которая поступала разумно и последовательно? «Случился Такер Гарретсон», – ответила Эмма самой себе.

В тот же миг запоздалая молния осветила мир за окошком хижины, и небо раскололось от громового удара. Девушка вскочила на ноги, дрожа всем телом. Выждала минуту. Ничего неожиданного больше не случилось, и она перевела дух, глядя на спящего Такера.

«Враг мой, – подумала она, – враг моего отца. Надо же было увлечься им… Потому что это увлечение – сумасшедшее, невозможное увлечение, с которым нужно как-то покончить! Как?»

Устало развернув еще одно потертое и изъеденное молью одеяло, Эмма завернулась в него и забилась в противоположный угол. Будь это возможно, она еще больше увеличила бы расстояние между собой и Такером, как раз потому, что хотелось быть к нему как можно ближе. Сидя с подтянутыми к подбородку коленями, она еще какое-то время клевала носом, пытаясь бодрствовать, но постепенно сон сморил ее. Имя кровного врага, которому она вопреки всему спасла жизнь, было на ее губах, в мыслях и в сердце.

Опустошенная, она спала так крепко, что проснулась не вдруг, а постепенно, разбуженная ощущением полета. Оказалось, что она и впрямь оторвалась от земляного пола хижины и что ее кто-то поднял на руки.

– Такер, что ты делаешь? Зачем это?

Однако у нее не было сил даже на то, чтобы барахтаться. Пару раз безрезультатно повторив свой вопрос, девушка умолкла и позволила опустить себя на соломенный тюфяк.

Никогда в жизни она не чувствовала себя такой усталой. А вот Такер, похоже, успел оправиться от вчерашнего избиения. Во всяком случае, на его мужское упрямство это избиение явно не повлияло, поскольку он не спешил отвечать на вопросы.

– Как интересно, – заметил он, внимательно глядя на нее из-под длинных ресниц. – Ты назвала меня по имени. И мне это нравится.

– Только не надейся услышать это от меня еще хоть раз! Это вышло случайно, спросонок. А теперь дай мне встать и ляг сюда сам.

– Нет, – только и сказал он и уселся рядом. Разбитый рот Такера припух, и ссадины выделялись запекшимися рубчиками. Должно быть, это было чертовски болезненно – улыбаться разбитыми губами. И все же он сумел улыбнуться.

– Тебе не следовало вставать, Гарретсон.

– Я проснулся и увидел, что ты спишь, скорчившись в углу, – объяснил он терпеливо. – А пол-то земляной. Еще, чего доброго, простудишься.

– Какой неожиданный приступ галантности! Я-то вполне здорова, а вот тебе досталось. Поскольку ты все равно под моим присмотром, изволь подчиняться хотя бы до тех пор, пока гроза не кончится…

Такер молча указал на окошко, за которым светало. Трудно было сказать, когда именно кончился дождь, но теперь брезжил рассвет, свежий и ясный.

– О!

– Огонь прогорел, но все равно до настоящего утра твоя одежда совсем просохнет.

Только тут девушка вспомнила, что накануне осталась в одном нижнем белье. Немедленно вспомнилось и еще кое-что: как мужские руки прикасались к обнаженной коже там, где еще никто и никогда не прикасался. Не то чтобы Такер позволил себе хоть что-то, он просто перенес ее и уложил, но… пылая от смущения, Эмма подхватила край одеяла и прикрыла грудь. Она ожидала насмешливого взгляда, но встретила ласковый, и смутилась окончательно.

– А потом я провожу вас домой, мисс Маллой, – поддразнил Такер.

– Мисс Маллой? – повторила Эмма в изумлении. – Мисс?

Такеру потребовалась вся его выдержка, чтобы не схватить ее в объятия и не затискать, как ребенок тискает пушистого котенка. Она понятия не имела, какой милой казалась, когда бывала искренне удивлена. А теперь, с рассыпавшимися по плечам черными волосами, с распахнутыми, затуманенными недавним сном глазами, она была само очарование. Ему хотелось зарыться пальцами в каскад блестящих густых прядей, хотелось отбросить одеяло и прямо сейчас овладеть ею.

Он напомнил себе, что в долгу у Эммы, и сумел сохранить самообладание. Физическое влечение к красивой женщине он находил совершенно естественным, его еще никогда не приходилось так жестоко подавлять, и это само по себе было мучительно.

И потом, если бы она была просто красивой женщиной! Она была одновременно врагом и защитницей, она была всем сразу.

– Боюсь, Гарретсон, от тебя я не перенесу галантности, – сказала Эмма. – Я начинаю подозревать, что за этим грубым и холодным фасадом таится настоящий джентльмен.

– Черт побери, Маллой, фасад, может, и груб, но уж никак не холоден!

Такер говорил легко, но взгляд его оставался напряженным, он касался обнаженной кожи, как невидимые ласкающие пальцы. Внезапно девушке захотелось потянуться к нему, обнять за шею и ощутить вкус разбитых, припухших губ.

Но если бы это случилось, если бы она позволила себе забыться до такой степени, она бы погибла.

Почему, ну почему он должен был стать таким… таким влекущим? Даже теперь, со всеми своими синяками, кровоподтеками и запекшимися рубцами, он оставался на редкость привлекательным.

«Привлекательным? Почему бы тебе не быть откровенной хотя бы с собой, Эмма Маллой? Он великолепен! К нему влечет даже тогда, когда он просто сидит и смотрит не прикасаясь!»

Не в силах больше бороться с собой, Эмма села на нарах и сделала попытку спрыгнуть с них, но Такер поймал ее за руку. Одеяло соскользнуло на пол. Эмма замерла.

– Послушай, – медленно произнес Такер, не отводя взгляда от ее руки, – есть два пути. Бороться с собой и мучиться или позволить этому случиться. Позволить только однажды – и забыть.

– О чем ты?

Но, едва успев выговорить это, она поняла. Две пары глаз: синие, как небо, и бирюзовые, как океанские волны, – встретились и тотчас разошлись в стороны.

– О нас с тобой, Маллой. О том, что с нами происходит. Нет смысла притворяться хотя бы друг перед другом. Это происходит с тех самых пор, когда мы были подростками, с того дня, когда я на руках нес тебя домой.

Эмма попыталась вырваться.

– Сколько можно лгать? – продолжал Такер. – Мы выросли, Маллой. Теперь ты женщина, а я мужчина. Мы оба знаем, чего хотим.

– Я знаю только, что тебя пинали еще и в голову! И повредили мозги! Это нелепо…

– Вот именно, это нелепо! – резко перебил Такер.