Время прощаться - Джоди Пиколт

Вот еще одна причина, по которой я не хочу ехать к Томасу Меткафу в психиатрическую больницу: может случиться так, что там я лицом к лицу столкнусь с теми, кто не может управлять Даром, за повторное обладание которым я готова убить.

— Ты знаешь, как доехать до лечебницы? — интересуется Верджил.

— Откровенно говоря, навестить отца — не очень хорошая идея. Он не всегда адекватно реагирует на тех, кого не знает.

— Мне казалось, ты говорила, что он иногда и тебя не узнает. Почему бы не сказать, что мы старинные приятели, которых он не помнит?

Я вижу, как Дженна пытается разобраться в логике Верджила, решая, стоит ли защищать отца либо же попытаться воспользоваться его слабостью.

— Он прав, — говорю я.

Верджил с Дженной шокированы моим заявлением.

— Вы с ним согласны? — удивляется Дженна.

Я киваю.

— Если твоему отцу есть что добавить к тому, почему твоя мама убежала той ночью, это может указать нам верное направление.

— Тебе решать, — уклончиво говорит Верджил.

После продолжительной паузы Дженна поясняет:

— По правде говоря, он только и говорит, что о маме. Как они познакомились. Как она выглядела. Когда он понял, что готов сделать ей предложение. — Она кусает нижнюю губу. — Я сказала, что не хочу ехать в лечебницу, потому что не хочу ехать туда с вами. Ни с кем не хочу. Это единственная ниточка, которая связывает меня с отцом. Он единственный человек, которому ее не хватает так же сильно, как мне.

Когда звонит Вселенная, нельзя заставить ее подождать на линии. Именно поэтому я возвращаюсь к этой девочке. То ли благодаря ее гравитационному притяжению, то ли потому, что она является той воронкой, которая меня засосет.

Я улыбаюсь своей самой лучезарной улыбкой.

— Дорогая, — говорю я, — я большая любительница красивых любовных историй.

Элис

Матриарх умерла.

Умерла Ммаабо, которая вчера отстала от своего стада, двигалась тяжело, рывками, потом упала на передние ноги и завалилась на бок. Я не спала целых тридцать шесть часов — наблюдала. Я видела, как ее дочь Оналенна, которая была и ее ближайшим товарищем, пыталась бивнями поднять мать, и ей удалось поставить ее на ноги. Но Ммаабо не удержалась и упала уже навсегда. Она хоботом потянулась к Оналенне в последний раз, а потом развернула его на земле, как моток ленты. Я наблюдала, как Оналенна и остальные слонихи горестно трубили, пытались хоботами и телами поднять своего предводителя, подталкивая и подтягивая тело Ммаабо.

Через шесть часов стадо оставило тело. Но почти сразу же к нему подошел еще один слон. Я подумала, что это отставший член стада Ммаабо, но потом узнала зазубренный треугольник на левом ухе и морщинистые ноги Сетунии, матриарха другого стада, поменьше. Сетунию и Ммаабо не связывали родственные узы, но она подошла, наклонила голову, уши ее поникли. Слониха коснулась хоботом тела Ммаабо, занесла над ней переднюю левую ногу, а потом переступила так, чтобы упавшая слониха оказалась между ее передними и задними ногами, и стала раскачиваться взад-вперед. Я посчитала, это длилось целых шесть минут. И походило на танец без музыки. Молчаливая панихида.

Что это означало? Почему слониху, которая никак не была связана с Ммаабо, настолько глубоко тронула ее смерть?

Прошло два месяца со смерти Кеноси, молодого самца, попавшего в силки; два месяца с тех пор, как я официально изменила тему своего докторского исследования. Пока мои коллеги работали в заповеднике, изучали миграцию слонов в Тули-Блок и то, как это сказывается на экосистеме, а также влияние засухи на темпы размножения слонов или на сезонность гона у самцов, мое исследование носило познавательный характер. Тут невозможно использовать географические приборы слежения или анализы ДНК. И неважно, сколько раз я регистрировала случаи того, что слоны касались черепа другого слона либо возвращались на место, где умер бывший член стала, ведь, интерпретируя эти моменты поведения как скорбь, я переходила границу, которую исследователи животных не должны пересекать. Я наделяла животное чувствами человека.

Если бы меня попросили защитить свою работу, вот что я сказала бы: «Чем сложнее объект изучения, тем скрупулезнее и ответственнее должна подходить к нему наука. Математика, химия — это легко: замкнутые модели с дискретными ответами. Чтобы понять поведение человека или слона, являющегося более сложной системой, требуется более сложная наука».

Но никто ни о чем не спрашивал. Я совершенно уверена, что мой начальник, Грант, полагал, что я должна пережить этот этап и рано или поздно вернуться к науке, а не изучать когнитивные способности слонов.

Я и раньше видела, как умирают слоны, но это был первый раз с тех пор, как я изменила объект своего исследования. Мне хотелось зафиксировать все до мельчайших деталей. Хотелось удостовериться, что я не отмахнулась от чего-то, показавшегося обыденным, чтобы впоследствии не жалеть, узнав, что некое действие оказалось ключевым для понимания того, как скорбят слоны. И с этой целью я осталась там, пожертвовав сном. Записывала, какие слоны приходили навестить погибшего матриарха, идентифицировала их по бивням, волосам на хвостах, отметинам на теле или по венному узору на ушах, который так же уникален, как отпечатки наших пальцев. Я записывала, сколько времени они провели, прикасаясь к Ммаабо, и где именно прикасались. Сделала пометку, когда они ушли от тела, возвращались ли назад. Фиксировала я и поведение других животных, антилопы импалы и одного жирафа, которые проходили поблизости, даже не подозревая, что рядом упала матриарх. Но главным образом я осталась потому, что хотела узнать, вернется ли Оналенна.

Прошло более десяти часов, прежде чем она вернулась. Когда слониха пришла, уже смеркалось, ее стадо топталось в стороне. Она тихо стояла у тела матери, когда наступила ночь — неотвратимая, как гильотина. Время от времени Оналенна издавала звуки — как будто ей необходимо было перекликнуться с сестрами и напомнить им, что она еще здесь, — и те отвечали трубными звуками с северо-востока.

Целый час Оналенна стояла не шелохнувшись — возможно, поэтому меня так напугал «ленд ровер», фары которого разрезали темноту. Оналенна тоже испугалась, попятилась от мертвой матери и угрожающе захлопала ушами.

— Вот ты где! — воскликнула Аня, подъезжая ко мне. Она изучала влияние браконьерства на изменение миграционных троп. — Ты не отвечала по рации.

— Прикрутила звук. Не хотела ее напугать, — сказала я, кивая в сторону нервничающей слонихи.

— Ты зачем-то понадобилась Гранту.

— Ночью?

Мой начальник был, мягко говоря, не в восторге, когда я сообщила, что намерена заняться изучением того, как скорбят слоны. Теперь он со мной едва разговаривает. Неужели он поменял свое мнение?

Аня посмотрела на тело Ммаабо.

— Когда это случилось?