Время прощаться - Джоди Пиколт

В любом случае, я не могу отмахиваться от того, кто дал мне этот знак. А вдруг от этого зависит мое будущее?

Слава богу, у меня был телефон и адрес Дженны. Новых клиентов, которые приходят погадать, я обычно прошу записаться в журнале учета. Объясняю им, что это необходимо на случай, если ко мне со срочным посланием явится дух, но в действительности таким образом я могу предложить им поставить «нравится» на своей страничке в «Фейсбуке».

Девочка указала свой сотовый телефон, я ей звоню.

— Если бы у вас была книга отзывов, где «1» означало бы «полная ерунда», а «5» — самая высокая оценка работы экстрасенса, я бы поставила вам двойку, но только потому, что вам удалось отыскать мамин бумажник. Если бы не это, вы получили бы «минус 4». Кем нужно быть, чтобы бросить тринадцатилетнего ребенка одного перед полицейским участком?

— Что ж, если хорошенько подумать, — отвечаю я, — разве можно найти более безопасное место для тринадцатилетней девочки? С другой стороны, ты же не обычный тринадцатилетний подросток, верно?

— Лестью вы ничего не добьетесь, — отвечает Дженна. — Что вам вообще нужно?

— Кто-то по ту сторону полагает, что я не все сделала для тебя.

Секунду она молчит, обдумывая услышанное.

— Кто?

— Знаешь, — признаю я, — с этим не совсем ясно.

— Вы солгали, — обвиняет меня Дженна. — Мама умерла?

— Я тебя не обманывала. Не знаю, от твоей ли матери этот знак. Я даже не уверена, что это женщина. Мне просто кажется, что я должна с тобой связаться.

— Как это?

Я могла бы рассказать ей о принтере, но не хочу пугать.

— Когда дух хочет поговорить, ощущаешь что-то вроде икоты. Человек не может не икать, даже если очень этого захочет. Можно избавиться от икоты, но предотвратить ее невозможно. Понимаешь?

Я не хочу ей говорить, что раньше настолько привыкла получать подобные послания, что измучилась. Мне стало скучно. Я не понимала, почему люди раздувают из этого такую проблему; это такая же неотъемлемая часть меня, как розовые волосы и все зубы мудрости. Но если не осознаешь этого каждую секунду, можно утратить Дар. Я готова даже на убийство, лишь бы ощутить снова эту «икоту экстрасенса».

— Ладно, — говорит Дженна. — И что нам теперь делать?

— Не знаю. Я думала, может, нам стоит вернуться туда, где мы нашли бумажник.

— Думаете, там есть еще улики?

Неожиданно я слышу еще один голос. Мужской.

— Улики? — переспрашивает он. — Кто это?

— Серенити, — обращается ко мне Дженна, — мне кажется, вам стоит кое с кем познакомиться.

Возможно, Дар свой я и утратила, но мне с первого взгляда становится ясно, что от Верджила Стэнхоупа будет столько же проку, сколько от москитной сетки на подводной лодке. Он рассеян, постоянно отвлекается, как бывшая школьная звезда футбола, которая последние двадцать лет била баклуши.

— Серенити, — говорит Дженна, — знакомьтесь, это Верджил. Он был дежурным детективом в день, когда пропала мама.

Он смотрит на мою протянутую руку и небрежно ее пожимает.

— Дженна, — вздыхает он, — брось. Это пустая трата времени…

— Мы можем еще раз все осмотреть, — настаивает она.

Я становлюсь напротив Верджила.

— Мистер Стэнхоуп, меня десятки раз приглашали на место происшествия. Я бывала в местах, где приходилось надевать резиновые сапоги, потому что по полу были разбрызганы мозги. Я бывала в домах, где похитили детей, а потом вела полицейских в лес, где обнаруживали их тела.

Он удивленно приподнял бровь.

— Вы когда-нибудь давали показания в суде?

Я краснею.

— Нет.

— Поразительно!

Дженна встает между нами.

— Если вам трудно договориться, возьмем тайм-аут, — говорит она и поворачивается ко мне. — И какой у нас план?

План? У меня нет никакого плана. Я надеюсь, что если поброжу по пустырю, то смогу почувствовать озарение. Впервые за семь лет.

Неожиданно мимо нас проходит мужчина, который прижимает к уху сотовый телефон.

— Вы его видели? — шепчу я.

Дженна с Верджилом обмениваются взглядами, потом переводят их на меня.

— Видели.

— Ой!

Я вижу, как парень садится в «хонду» и уезжает, продолжая разговаривать по телефону. Я немного разочарована, узнав, что он живой человек. В переполненном вестибюле гостиницы я раньше видела человек пятьдесят, но половина из них были духами. Они не бряцали цепями, не держали свои отрубленные головы, а разговаривали по мобильному, либо пытались поймать такси, или брали мятную конфетку из баночки, стоящей перед рестораном. Обычное поведение.

Верджил закатывает глаза, Дженна тычет его локтем в живот.

— А сейчас здесь есть духи? — спрашивает она.

Я оглядываюсь, как будто могу их увидеть.

— Вероятно. Духи привязываются к людям, местам, вещам. Могут свободно передвигаться. Куда угодно.

— Как цыплята, — хмыкает Верджил. — Вам не кажется странным, что за все время работы в полиции я ни разу не видел, чтобы на месте убийства возле трупа околачивался призрак?

— Нисколько, — отвечаю я. — С чего бы им себя перед вами обнаруживать, когда вы изо всех сил стараетесь их не замечать? Это все равно что пойти в бар для геев человеку с традиционной ориентацией и надеяться, что ему повезет.

— Что-что? Я не гей.

— Я этого не говорила… а впрочем, неважно.

Несмотря на то что этот мужчина настоящий неандерталец, Дженна, похоже, заинтересовалась.

— А если вдруг ко мне привяжется дух, он будет подсматривать, как я моюсь в душе?

— Сомневаюсь. Когда-то они тоже были людьми и понимают, что такое личная жизнь.

— И что тогда веселого в том, чтобы быть духом? — бормочет себе под нос Верджил.

Мы переступаем через цепь, натянутую у ворот, и по молчаливому согласию направляемся в заповедник.

— А я не говорила, что быть духом — весело. Большинство встреченных мною духов были не слишком счастливы. Они чувствовали, что оставили какие-то дела незаконченными, либо так пристально вглядывались в водовороты прошлой жизни, что не могли взять себя в руки, чтобы двигаться дальше.

— Вы хотите меня убедить, что у парня с нездоровым любопытством, которого я арестовал в туалете автозаправки, в жизни после смерти взыграет совесть? Удобно устроились.

Я оглядываюсь через плечо.

— Иногда душа не ладит с телом. Разрешение этих противоречий и есть проявление доброй воли. Этот парень, скорее всего, прибыл на землю не для того, чтобы подсматривать за другими в туалетной кабинке автозаправки, но случилось так потому, что с его эго приключился нарциссизм или еще какая-то дрянь, пока он был на земле. И несмотря на то, что душа кричала ему: «Не смей подглядывать!» — тело говорило: «Ничего не поделаешь, приятель». — Я раздвигаю высокую траву, вытаскиваю камыш, который застрял в бахроме моего пончо. — Так же происходит и с наркоманами. И с алкоголиками.