Герой-любовник, или Один запретный вечер - Екатерина Гринева

– Садитесь. Будем знакомы. Геннадий Николаевич. Можно просто Гена.

– Елена Васильевна.

– Костя.

– Александра.

После представления друг другу мы сели за стол. На столе быстро появились стопки, тарелка с копченой колбасой, нарезанной неровными кружками, и соленые огурцы.

Геннадий Николаевич крякнул, открыл бутылку и налили в стопки.

– Я не пью, – сказала я.

– И не надо, – обрадовался он. – Это мужское дело.

Мы сидели за столом, а Рубакина стояла около плиты по-прежнему с кухонным полотенцем в руках.

«Просто Гена» опрокинул стопку, резко выдохнул и смачно закусил огурцом.

– Хорошо! Говори, что за дело у тебя. Я же вижу, что ты мужик наш, душевный. Без выкрутасов.

– Я – журналист. Хотел бы написать статью о вашей маме.

– А что писать? Ее уже нет…

– Но артистка она была замечательная. И люди помнят о ней.

– Ее в последнее время почти и не снимали. Другие пришли на смену. Возраст у мамы был уже не тот. А сейчас на экранах все больше молодые лица мелькают.

– Вертихвостки молодые, – вставил Геннадий Николаевич. – Только бы задницей вертеть, да сиськи показывать. А у Жанны Сергеевны талант был.

– Перестань, – с досадой оборвала его Рубакина.

– У нее вроде роль была в сериале «Любовь нечаянно нагрянет…».

– Да роль. Небольшая. Так… ничего особенного. – Рубакина поправила выбившиеся волосы за ухо.

– Она хотела еще сниматься? Вроде даже специальный курс омолаживания прошла.

– Ах, вот вы о чем! – вспыхнула Рубакина. – Чего только не писали о ней. И клетки ее эти стволовые убили, и операции она вредные делала. Просто помешалась на них!

– Это все неправда? – быстро спросил Костя. – Между нами и не для печати?

– Как же не для печати. Знаю вас журналистов.

– Лен! Да чего ты ерепенишься? Кому от этого лучше будет? Да, ложилась Жанна Сергеевна в какую-то клинику. Ты еще ездила к ней с передачами. Помнишь?

– И где она лежала?

– Фирма есть такая «Венус-плюс». Там она была. А потом… – Рубакина замолчала.

– Вы садитесь, – обратился к ней Ангел. – Неудобно даже: хозяйка стоит. Мы все сидим. Ба! – хлопнул он себя по лбу. – У меня же еще кофе и конфеты есть. Как же я забыл.

Из пакета на свет божий была извлечена большая коробка конфет и банка кофе.

– Спасибо, – выдавила Рубакина.

Она вышла из кухни, а вернулась со стулом.

Кухня была маленькой, и сидели мы теперь все как воробьи на жердочке.

– По второй? – подмигнул «просто Гена».

– Идет! – махнул рукой Костя. – Наливай.

Он играл роль рубахи-парня, и я молча восхищалась его актерским талантом.

– Значит, она в этой клинике лежала. А что потом?

– Я толком мало что знаю. Вроде бы она обратилась к другим специалистам. Зарубежным. Они ее и консультировали.

– За границей?

– Нет. У нас. Приезжали сюда. И наши врачи тоже ее смотрели. А второй раз ей операцию делали не то в загородной клинике, не то в санатории. Подробности она мне не сказала, я попыталась спросить, а она мои расспросы оборвала. Мне это каким-то странным показалось. Я хотела приехать и навестить ее…

– Кто ей посоветовал эту загородную клинику и где она находится? – задал вопрос Ангел.

– Я думаю, что Арик все знает.

– Артур. Хахаль ее последний, – охотно пояснил Геннадий Николаевич. – Спуталась с молодым кобельком на старости лет.

– Гена! – вспыхнула Рубакина.

– Молчу!

– Артур был в курсе всех ее дел. Он очень хотел, чтобы мама снова в кино снималась.

– Бабло нужно было ему. Альфонс! – припечатал Геннадий Николаевич. – И прохвост большой. Вот как мы живем – видите. По-простому. А квартиру в центре Москвы она ему оставила… Разве это справедливо? И антиквариат там был. А когда мы пришли – вроде ничего нет. Припрятал где-то, чтобы мы не претендовали. И однушку на «Семеновской», которая ей от второго мужа осталась, продала, чтобы все эти операции оплатить. Да что там говорить! – махнул он рукой. – И чего она впереди паровоза бежала? Молодухой все равно не стала, несмотря на все эти косметические штучки-дрючки.

– У мамы еще иконы старинные были. Конечно, это не по справедливости, что все досталось Артуру…

– Вы к юристу обращались?

– Откуда у нас деньги на юристов и на суды?

– Юристы – жулики. Без бумажек свои задницы от стула не оторвут, – вставил Геннадий Николаевич.

– Давно ваша мама знакома с Артуром?

– Последние два года. Мама с ним… решила встряхнуться. Заново стать популярной. Хотя ее поезд уже ушел. Он был при ней чем-то вроде агента. Устроил пару раз приглашения на фестивали. В сериал пристроил.

А еще что она о той клинике рассказывала?

Рубакина покачала головой.

– Мы с ней не особо близки и раньше-то были, а как появился Артур – так и вовсе редко общаться стали.

– Пащенок! – крякнул «просто Гена», наливая себе третью стопку.

– Вы не дадите телефон и адрес Артура? – Костя достал блокнот и бумагу.

– Зачем он вам?

– Просто поговорить. Может быть, он что-то интересное вспомнит о последних днях вашей мамы. Замечательная актриса была…

– Да. Рак ее сожрал моментально. Вроде здоровая была… а заболела вмиг.

– Вы не думаете, что это ее курс омоложения стволовыми клетками сгубил?

– А я почем знаю. Я не медик. Так или не так, судить не мне. Кто теперь правду-то узнает. Артур мог бы квартиру с нами поделить, все-таки я ее единственная родственница. А он кто?

– Вот вы, – налег грудью на стол Геннадий Николаевич. – Могли бы нам помочь? По-людски, а? Журналист и все такое. Резануть правду-матку. Почему мы должны ютиться в хибаре, а этот кобеленыш хоромы оттяпать, а? Где справедливость-то?

– Нету, – согласился Костя. – Нету справедливости на белом свете.

– Во-во. И я о том. Хороший ты парень. Давай еще по одной пропустим. Напоследок.

– Не могу. При исполнении журналистских обязанностей. Премного благодарен за беседу… Но – пора. Ждут другие редакционные дела и обязанности.

– Жа-аль! – выдохнул Геннадий Николаевич. – Вот, Ленка, какие люди к нам хаживают. Пресса! – поднял он вверх указательный палец.

Рубакина продиктовала телефон и адрес Артура Челышева. Костя встал с табуретки. За ним поднялась я.

Почетный эскорт в виде Рубакиной и Геннадия Николаевича проводил нас до дверей.