За степным фронтиром. История российско-китайской границы - Сёрен Урбански

и внешних факторов им способствовавших. С одной стороны, основным внутренним фактором трансформации являлось усиление политического контроля, навязанного обоими режимами населению как в пограничье, так и за его пределами. Установление пограничных зон, пропагандистская война и этнические, а также политические чистки стали важнейшими инструментами изменения характера региона. Основной внешний фактор, превративший открытый когда-то фронтир в жестко контролируемую пограничную зону, заключался в угрозе войны между Японией и Советским Союзом, что привело к усилению военного присутствия, военным столкновениям и активной шпионской деятельности.

Понимание военного аспекта является необходимым для осмысления истории именно этой пограничной территории в 1930-х годах. Военная история, в чисто материальном значении, является субдисциплиной, которая до недавнего времени не соприкасалась с общественной или культурной историей. Однако, хотя танки и солдаты, кажется, вышли из академической моды, они должны быть включены в исследование физического ландшафта. Именно бронированный транспорт в первую очередь участвовал в разрушении неформальных межграничных сетей, а не любые новые правила или пропагандистские призывы. Поэтому в этой главе фокус внимания сместится с жизни пограничного населения к политике, навязанной метрополиями.

СОВЕТСКО-КИТАЙСКИЙ КОНФЛИКТ: ВОЙНА НА ГРАНИЦЕ

Напряжение по вопросу контроля над КВЖД между Советским Союзом и милитаристским режимом Чжан Цзолиня в Северном Китае (а также националистским правительством в Нанкине) к концу 1920-х годов возросло. Спор о принадлежности железной дороги стал результатом сложного смешения политических, социальных и экономических противоречий. 27 мая 1929 года маньчжурские власти разгромили Генеральное консульство СССР в Харбине и арестовали восьмерых советских граждан, включая главного управляющего КВЖД Александра Ивановича Емшанова. После того как Китай захватил полное управление железной дорогой, 13 июля Москва выдвинула китайскому националистическому правительству ультиматум, требуя возврата железной дороги под контроль Советского Союза в течение трех дней. Обе стороны придвинули войска к границе. Только через несколько недель Советский Союз сформировал Особую Дальневосточную армию[470], собравшую в регионе примерно сто тысяч человек, противопоставив ее примерно шестидесяти тысячам китайских солдат. Последовал бой, в ходе которого Особая Дальневосточная армия под командованием Василия Константиновича Блюхера разбила китайские войска. Ратификация Хабаровского протокола в декабре 1929 года разрешила конфликт о принадлежности КВЖД и восстановила прежнее положение дел[471].

Атмосфера в Харбине и приграничных городах на протяжении этих маневров летом и осенью 1929 года оставалась напряженной. Китайские местные власти на ст. Маньчжурия донимали советских дипломатов, а китайские солдаты запугивали местных советских граждан. Когда в середине июля закончился срок советского ультиматума о возвращении железной дороги, советские предприятия и институты начали закрывать свои подразделения в г. Маньчжурия. Более трех тысяч советских граждан к 22 июля покинули Северо-Восточный Китай через ст. Маньчжурия, за ними последовали работники Забайкальской железной дороги, которые оставили приграничный город в конце месяца. Местные китайские власти подготовили список эмигрантов для заполнения освободившихся постов на железной дороге. Они получили указание поместить всех оставшихся советских граждан под домашний арест и при первой же возможности их депортировать[472].

Ил. 15. Здание пассажирского вокзала на ст. Маньчжурия в начале ХX века с русско-китайскими указателями и пассажирами со всего мира (коллекция автора)

Маньчжурия как стратегическая железнодорожная станция стала центром кампании Красной армии против войск северо-восточного правительства «молодого маршала» Чжана Сюэляна. Собственно наступление Красной армии началось 16 августа 1929 года. Несколько тысяч солдат атаковали укрепленные китайские позиции в окрестностях шахт Чжалайнора на юго-востоке от города. Ст. Маньчжурия была обстреляна артиллерией, пехотой и бронепоездами в ходе второго удара советских войск. В октябре артиллерия повторно несколько раз обстреляла город, а самолеты нанесли бомбовые удары[473].

Товарищ Блюхер объяснил, почему советские войска не сразу оккупировали пограничный регион, а позволили конфликту затянуться на пять месяцев: «Не было войны, но не было и мира, а был „конфликт“ ‹…› если бы за границей узнавали о наших подготовках к операциям, то вой империалистических держав и их вмешательство помешали бы нам во многом, а может быть и сорвали Маньчжурскую операцию… Ни одна из проведенных нами операции не давала гарантии, что в последний момент она, по соображениями наших международных отношений – не будет отменена»[474]. 17 ноября 1929 года последовала новая волна атак. Через два дня генерал китайского гарнизона на ст. Маньчжурия, понеся значительные потери, объявил о готовности безоговорочно сдаться. Советские войска без промедления оккупировали пограничный город.

На станции они обнаружили, что китайцы разграбили все магазины и многие частные квартиры, а некоторые солдаты пытались выдать себя за гражданских. Сразу после оккупации советское военное руководство обезоружило порядка восьми тысяч китайских солдат и установило комендантский час. Затем советские власти провели в пограничном городе политические чистки. Представители советского ОГПУ, сверяясь со списком имен, арестовали многих русских и китайских жителей, хотя большая их часть вскоре была освобождена[475]. Однако примерно двести пятьдесят более или менее состоятельных русских эмигрантов и бывших офицеров белой армии были допрошены и изолированы. Вместе с китайскими военнопленными они были депортированы в лагеря на территории Советского Союза и подверглись интенсивной политической проработке[476]. Затем советские войска захватили Хайлар и погнали отступающие китайские войска на восток. Китайские солдаты в полной неразберихе достигли наконец Цицикара. Спустя всего лишь 48 часов с начала советской атаки Чжань Сюэлян объявил о готовности к переговорам[477].

Эти военные действия с точки зрения экономических и материальных последствий оказались особенно разрушительны для западной конечной станции КВЖД. Уже к 20 августа 1929 года «Нью-Йорк таймс» описала ст. Маньчжурию как «мертвый город»: «Улицы безлюдны, большинство домов пустые и стоят с заколоченными окнами и дверьми; к столбам вдоль основных улиц не привязаны лошади или фермерские упряжки; прекрасные транспортировочные загоны, построенные для маньчжурских и монгольских лошадей и скота, опустели. Даже сортировочные станции практически пусты, потому что русско-китайские отношения были прерваны три недели назад и транссибирские поезда больше не ходят по этому пути»[478]. Вскоре после первых атак жители Маньчжурии заполнили поезда, отправляющиеся в Харбин. Многие владельцы магазинов и торговцы закрыли свои предприятия и уехали из пограничного города. Служащие Китайской морской таможни также сбежали. Обеспечение города достигло катастрофически низких показателей. Население г. Маньчжурия, согласно свидетельствам, снизилось с 12 954 в 1929 году до 3000 жителей летом 1931 года[479].

Конфликт на международной границе усилил неприязнь между гражданским населением. Антикитайские настроения не были чем-то новым для жителей Забайкалья: Москва давно пыталась манипулировать их политическими взглядами и эмоциями. Уже в середине 1920-х годов большевики подпитывали синофобию среди советских жителей пограничья. После того как Чжань Сюэлян приказал своей армии арестовать главного управляющего КВЖД в январе 1926 года, в советских приаргунских деревнях была прочитана серия антикитайских лекций. Однако только примерно 10 % уставшего от войны населения, по официальной информации, было настроено по отношению к Китаю враждебно[480].

Свирепые атаки 1929 года, которые радикально изменили жизнь людей, несомненно, обострили разделение между «своими» и «чужими», между «советскими» и «китайцами». Для людей, направивших друг на друга оружие, контрабанда больше уже не могла быть обычным делом. Советско-китайский конфликт в определенном смысле опять объединил доселе разрозненное советское пограничное общество. Сообщалось, что все три класса крестьянства – кулаки, середняки и бедняки – в начале коллективизации в 1929 году поддерживали советскую позицию против Китая[481]. И что бедные крестьяне помогали защищать границу, организуя самооборону. Некоторые даже участвовали в сражениях. Иногда пограничники также поддерживали население. Когда на Аргуни между 1927 и 1929 годами случились наводнения, пограничники спасали людей и их имущество[482]. Даже хори-буряты сомона «Новая Заря» и другие кочевники, обычно равнодушные к межимперскому соперничеству, твердо придерживались советской позиции в конфликте за КВЖД[483].

Кроме того, изменилось самосознание Красной армии. В 1929 году в первый раз она показала себя, защищая границы и свое гражданское население. «Мы заставили китайских генералов разговаривать с нами, показав им свою силу», –