Кулинар - Мартин Сутер

В той же газете Маравана заинтересовало другое. Более десяти тысяч его соотечественников вышли на демонстрацию перед зданием ООН в Женеве. Они требовали немедленного прекращения боевых действий.

На родине обстановка накалялась с каждым днём. Кольцо вокруг армии ТОТИ сжималось. Сейчас «тигры» контролировали территорию вокруг населённого пункта Путиккудийруппу, общей площадью не более ста пятидесяти квадратных метров. Города Килипоччи, Муллайтиву и Чалай, а также Слоновий перевал находились в руках правительственных войск. По оценкам Красного Креста, вместе с десятью тысячами боевиков ТОТИ в окружении оказались почти двести пятьдесят тысяч мирных жителей, которые снова и снова попадали под обстрелы.

И в то время как в Женеве соотечественники Маравана требовали возвращения к мирной жизни, в Коломбо их правительство отмечало с военным парадом шестьдесят первую годовщину независимости Шри-Ланки.

— Я убеждён, что в ближайшее время «тамильские тигры» будут разгромлены окончательно, — заявил президент Махинда Раджапаске.

Он призывал всех граждан Шри-Ланки, покинувших страну из-за войны, вернуться.

В газетах опубликовали не заслуживающие доверия снимки двухэтажного бункера лидера «тигров» Прабхакарана, который тот якобы оставил, бежав из страны.

И только отложив газету в сторону, Мараван заметил портрет человека, которого обслуживал в прошлом месяце в Соколином переулке, когда Андреа выскочила в бар за спичками. Подпись под снимком гласила: «Сенсационное увольнение: руководитель года Ханс Штаффель».

Ближе к обеду, когда они с Андреа всё ещё лежали в постели, Македа неожиданно вспомнила:

— Он его фотографировал.

— Кто? — не поняла Андреа.

— Голландец. Когда этот тип пошёл с Сесилией в соседнюю комнату, голландец приоткрыл дверь, достал что-то из кармана и так стоял, заглядывая в комнату, пока Сесилия не наорала на него.

— А откуда ты знаешь, что он их фотографировал?

— Сесилия закричала: «Эй! Фото только за дополнительную плату!»

Мараван и Андреа снова обслуживали супружескую пару. Люди искусства, обоим лет по сорок пять, наблюдались у доктора Дюбуа. Андреа понятия не имела, кто дал им её телефон и адрес. Вероятно, слухи об их фирме до сих пор ходили среди пациентов Эстер.

Супруги жили в частном доме с огородом, и жена потребовала от Маравана клятвенного подтверждения того, что он использует только натуральные продукты. Мараван уверил её в этом, хотя в отношении некоторые ингредиентов молекулярной кухни это было и не совсем так.

— Ты слышал, этого Штаффеля уволили, — сказала Андреа Маравану на кухне.

— Кризис, — пожал плечами тамилец.

— Македа говорила, что голландец сфотографировал его с одной из её коллег.

— Мне это неинтересно, — оборвал Андреа Мараван.

— Неужели ты не понимаешь? — продолжала Андреа, не обращая внимания на его слова. — Он снимает Штаффеля с проституткой, а потом тот неожиданно заключает странную сделку с конкурирующей фирмой.

Мараван снова пожал плечами.

— И как ты думаешь, в какой стране находится эта фирма?

— В Голландии? — догадался Мараван.

Не один Мараван ходил те дни влюблённым. Дальманн — впервые за бог знает сколько лет — тоже потерял голову. Его больным сердцем завладела та, кому оно, пожалуй, меньше всех было нужно. Македа, девочка по вызову из Эфиопии и подруга Андреа, администратора «Пищи любви».

Дальманн снова и снова заказывал ужин с нею. И вовсе не потому, что не мог насытить свой сексуальный аппетит. Нет, в этом отношении он чувствовал и свой возраст, и сердце, и весь свой ежедневный коктейль медикаментов. Просто ему нравилось общество Македы. Он любил её юмор, её подчас непостижимую иронию. И главное, он не мог на неё насмотреться.

Именно поэтому Дальманн платил немалые деньги за самые немудрёные развлечения: приглашал её к себе домой, смотрел с ней телевизор и часами напролёт сидел за нардами, безнадёжно проигрывая.

Она казалось Дальманну непохожей на его прежних подруг: никогда не требовала, чтобы он показывался с ней в обществе, и вообще как будто не имела намерения извлечь из их отношений хоть какую-нибудь практическую пользу.

Поначалу Дальманну это нравилось, однако потом стало беспокоить. Его не переставал мучить один и тот же вопрос, который он время от времени задавал Македе:

— Неужели я тебе хоть чуточку нравлюсь?

И каждый раз Македа отвечала одно и то же:

— Хоть чуточку? I absolutely worship you.[42]

Эта необязательность их отношений привела в конце концов к тому, что Дальманн стал дарить ей подарки. Сначала жемчужное ожерелье, потом так гармонирующий с ним жемчужный браслет, потом чёрное, как ночь, норковое манто.

Дело дошло до того, что он появился с ней в «Хувилере».

Македа равнодушно расправилась с меню «Большой сюрприз», как будто ела такое каждый день. И постоянно пила шампанское, что огорчало Фрица Хувилера как повара, но не могло не радовать как бизнесмена. Потому что Дальманн всё равно пил вина, оставляя их выбор за сомелье.

На кухне сразу заговорили о Дальманне и его очаровательной спутнице. Работники ресторана один за другим выглядывали в зал, чтобы потом высказать своё мнение по поводу того, кто она: танцовщица, модель или проститутка?

Строго говоря, Дальманн не мог позволить себе сейчас даже такой экстравагантности, как Македа. Акции крупнейшего в стране банка, в которые были якобы надёжно вложены его деньги, и не думали расти. Напротив. Это поддерживаемое государством финансовое учреждение объявило об убытке в двадцать миллиардов франков за истёкший год — беспрецедентное падение в истории страны.

Клиенты сняли со своих счетов двести двадцать шесть миллиаров франков, стоимость акций за год упала на две трети. Американская налоговая служба пригрозила лишить банк лицензии, если он откажется выдать ей информацию о нескольких сотнях клиентов — американских граждан, подозреваемых в уклонении от уплаты налогов.

А без американской лицензии швейцарскому банку рассчитывать было не на что.

В сложившейся ситуации сделка Штаффеля и ван Гендерена казалась большой удачей. Новое руководство фирмы, пытаясь её расстроить, оказывало на Штаффеля давление со стороны акционеров. Однако Дальманну было всё равно. Комиссионные он получил, уже через другой, более успешный банк.

Дальманна удивляло, как быстро этому ван Гендерену удалось окрутить беднягу Штаффеля. Подробностей он не знал, хотя кое-какие подозрения на этот счёт у него имелись. Слухи о том, что жена Штаффеля подала на развод, проникшие в местную прессу из ежедневной зальцбургской газеты, их подтверждали.