Серебряный змей в корнях сосны - Сора Наумова

удобством расположился в теплой воде той самой идеальной температуры, когда чуть горячее – и это причинило бы беспокойство.

Воспользовались ли Кёкан естественным источником, или вода подогревалась магией, сказать было сложно. В любом случае Хизаши вскоре почти задремал, ощущая, как прогревается тело, аж до самых костей, и как приятно вдыхать теплые пары, откинув голову и прикрыв глаза свернутым полотенцем. Его вывели из забытья голоса. А следом за ними донеслись запахи еды, и Хизаши со стыдом и злой досадой понял, насколько голоден. Видимо, тяжелое путешествие отгоняло посторонние мысли, сейчас же Хизаши отдал бы даже свой веер за миску горячей лапши с угрем.

– Могут остаться шрамы, – услышал он издалека незнакомый голос. – Демоническая энергия препятствует исцелению. Мне очень жаль.

Заметив Хизаши, Юдай опустил рукава и, поднявшись, с мрачным лицом ответил присланному лекарю:

– Благодарю за помощь.

И, круто развернувшись, с несгибаемой спиной прошел мимо Хизаши.

Лекарь, оказавшийся приятной внешности молодым мужчиной с узким лицом, с легкой печалью проводил Юдая задумчивым взглядом.

– О каких шрамах речь? – спросил Хизаши, опускаясь на колени напротив лекаря. В чужой одежде он ощущал себя сковано, но своя больше никуда не годилась.

– Следы от паучьих нитей на шее и запястьях. Удивительно, что с такой потерей крови юноше вообще удалось зайти так далеко. Увы, в раны попали крупицы демонической энергии, и едва ли мне удастся устранить их полностью. Вам стоит поискать хорошего мастера рэйки в столице.

Хизаши невесело ухмыльнулся.

– Вряд ли нас в столице ждет что-то хорошее.

Лекарь сделал вид, что не понимает, и приступил к своим обязанностям.

Хизаши не очень любил их братию, коли на то пошло. Он считал себя достаточно крепким, куда крепче обычных людей, и сам владел техникой исцеления рэйки не хуже некоторых, но после злосчастной попытки украсть Дзайнин переосмыслил слишком многие вещи в своей недолгой смертной жизни. И одна из них – не отказываться от помощи и даже просить о ней, если есть необходимость.

– Спасибо, – поблагодарил он, когда от ладоней лекаря перестало исходить исцеляющее, немного щекотное тепло. В Дзисин рано привыкали к травмам и довольно легко закрывали глаза на синяки и ушибы, чтобы лишний раз не беспокоить лекарей. А уж Хизаши вообще обходил их десятой дорогой, опасаясь, что один из них случайно узнает то, чего знать не должен. А этому человеку – Хизаши внезапно устыдился, что не запомнил имени – хотелось довериться.

– Благодарности ни к чему, – ответил тот. – Мне доводилось лечить ёкаев, но ваша природа гораздо сложнее, а повреждения нанесены немалые. Скажите, это ведь последствия Ледяной ладони Эммы?

Хизаши невольно прижал ладонь к груди, туда, где еще немного покалывало, будто внутри засела острая льдинка.

– Все верно.

– Вас спасло чудо, – скупо улыбнулся лекарь. – Или тот, кто сделал это, не желал убить.

Комната размылась, и Хизаши как наяву услышал голос и увидел глаза, в которых мшистая густая зелень отсвечивала алыми огнями Ёми…

– Я не стану тебя убивать, ведь нас так много связывает, Хизаши-кун. Ничего не хочешь сказать своему дорогому другу?

Говорил Кента, а слышался будто кто-то другой, знакомый и чужой одновременно.

– Прежде ты был более многословен, Ясухиро.

Реальность вернулась вместе с шагами Учиды, пришедшего после купания.

– Ты закончил? – спросил он, давая понять, что хочет поговорить без свидетелей. Лекарь, попрощавшись, ушел, и Учида неожиданно сердито цыкнул. Такого за ним не водилось, и Хизаши удивленно вскинул брови.

– Не любишь лекарей? – пошутил он, но по выражению лица товарища понял, что угадал. – Невероятно!

Учида не удостоил его ответом, но рука дернулась к вороту юкаты в бессмысленной попытке скрыть уродливые тонкие полосы, пересекающиеся на светлой коже сеткой подживших шрамов. «Украшение», от которого он, возможно, никогда не избавится.

Хизаши схватил его за руку и задрал рукав.

– Сдурел?! – прорычал Учида и с силой оттолкнул его. – Не смей ко мне прикасаться!

Запястье выскользнуло из пальцев Хизаши, но он успел увидеть ту же вязь, что и на шее юноши, чья красота никогда не подвергалась сомнению. Была ли это его, Хизаши, вина? Очередная, но от этого не менее страшная.

До самого появления Сасаки разговор не клеился, хотя в этом и не было ничего удивительного, ведь они и прежде не считались добрыми друзьями. И все же сейчас это тяготило. И снова не хватало Кенты, чтобы занять собой все более растягивающуюся пустоту – между ним и Юдаем, между ним и всем миром, между ним-ёкаем и ним-человеком. И когда на тропинке показалась невысокая фигура Араты, Хизаши обрадовался ему, как не радовался ни разу до этого.

– Я осмелился взять вина, – мягко улыбнулся он и поставил на низкий столик еду и выпивку. – Кажется, разговор предстоит долгий. И непростой.

Они сели по трем сторонам стола на подушки-дзабутон и воздали должное супу и лапше. Хизаши едва не плакал, втягивая горячий бульон, и после чашечки подогретого рисового вина почувствовал, как оживает. Сасаки внимательно осмотрел их обоих и кивнул.

– Все действительно изменилось, – туманно высказался он. – Вы пришли вдвоем, а ведь вы и за один стол садились с неохотой. Как же так вышло?

Заговорил Учида:

– Меня интересует только спасение Куматани.

– Я и сам не рад такой компании, да выбора не было, – проворчал Хизаши. Юдай опалил его гневным взглядом:

– Я не оборвал твое преступное существование только потому, что ты обещал исправить содеянное.

– А что я должен был говорить, когда ты целился мне нагинатой в горло?

Учида вскочил, едва не опрокинув стол, и Сасаки испуганно вскинул руки.

– Перестаньте оба!

– Он солгал! – воскликнул Учида. – Я знал, что нельзя верить ёкаям вроде него!

Хизаши и сам пожалел, что поддался искушению подразнить взрывного фусинца, но его последние слова ударили по больному. Вмиг растеряв жалкие крохи раскаяния, он процедил:

– А что, были ёкаи, которым ты доверял? Да ты и слова такого не знаешь, как и все в вашей дрянной школе. Никогда не задумывался, почему люди при виде твоей одежды переходят на другую сторону улицы?

Он не собирался этого говорить, но неведомая сила выталкивала из него обидные слова. Напряжение ли, усталость или неумение поговорить нормально, по-человечески, превратили его речи в змеиный яд. Учида застыл, а потом вдруг опустил плечи и сел на место, похожий на марионетку с оборванными нитями.

– Прости, – еле слышно сказал он. – Мне не стоило так говорить.

На лице Сасаки проступило облегчение, все же он, как и прежде, не умел противостоять агрессии.

– Мне тоже, – признал Хизаши. – Ты… немного лучше других в Фусин.

Сасаки торопливо разлил вино