Небо лошадей - Доминик Менар

Твое лицо сияло. Какая стена была разрушена, какую преграду ты преодолел, что наконец все стало таким ясным и родным? Теперь ты смеялся, слезы высохли, и, выворачивая карманы, ты сказал:

— Посмотри, я даже вспомнил, как делать колечки из травы и веточек.

Ты протянул мне полную ладонь и смотрел, как я натягиваю их на пальцы. Колечки были украшены листочками, цветами и даже крыльями бабочек. К тому времени мы уже пришли к проходу, и в третий раз я пробиралась вслед за тобой, в то время как ты придерживал, как свод, ветки над моей головой.

Дверь домика была широко открыта для солнечных лучей или для маленькой девочки, если та вдруг решит вернуться. Ты захотел показать мне точное место, где она сидела. «Здесь», — сказал ты, и твой палец старательно очертил на постели ровный круг.

Я молча рассматривала этот матрас и этот невидимый круг и думала о маленькой худенькой девочке, о ее огромных очках, ее молчании и легких шагах, которыми она пересекла поляну. У меня было ощущение, что стоит только протянуть руку и провести пальцами по одеялу, и я смогу найти один из ее длинных волос, обмотать его вокруг пальца, словно кольцо. На какое-то мгновение я испытала безграничное умиротворение, ощущение того, что место, где наши пути снова пересекаются, найдено. Оно было здесь, это место, в нашей наконец соединившейся памяти: ставни в нашем доме были одинаково красными, та же желтая собака спала у порога, та же птица жила под черепицей крыши, а в коридорах и комнатах жили те же призраки — молодая женщина без прежней веселости и нежный мужчина в окровавленной рубашке. Но эти стены и эти деревья уже мерцали как дымка, как мираж, и я уже предчувствовала, что достаточно пустяка, чтобы они снова рассеялись, и одиночество вернулось.

Должно быть, ты прочитал все это на моем лице, потому что протянул руку и положил мне ее на плечо, чтобы я посмотрела на тебя. На твоем лице я увидела отражение своего восторга и страха и еще что-то непонятное, что, казалось, придавало твоему лицу выражение мудрости и вместе с ней нерушимой уверенности.

Ты улыбнулся мне, и в этой улыбке, которая не была ни безумной, ни гримасничающей, в этой улыбке, которая сейчас исходила не из лихорадочного и исступленного разума, мне показалось, что я в первый раз узнала тебя, как если бы раньше ты виделся мне через линзы бинокля или один из тех магических кристаллов, в которых всплывают прошлое и будущее. Это длилось лишь доли секунды, но было достаточно для того, чтобы понять, что этот мираж никогда не рассеется: в комнате этого домика маленький мальчик спал, а девочка с длинными темными косичками и в толстых очках мечтательно смотрела в окно, и никто никогда не мог больше отнять у нас это.

Она сидела на последней ступеньке лестницы, ведущей на верхний этаж. Я, видимо, все равно бы почувствовала ее присутствие, даже если бы она не поднялась, увидев меня, даже если бы я не услышала шелеста ее плаща и кожаной сумки, которую она надела на плечо. Я уже приготовилась сунуть ключ в замочную скважину, но, заметив ее, я резко повернулась и прислонилась спиной к двери, словно надеясь не пустить ее в дом. Я сразу узнала ее — серые глаза, веснушки на переносице, красивые рыжие волосы, которые сегодня она собрала в хвост на затылке. Она молча посмотрела на меня, потом спустилась на несколько ступенек, шаг за шагом, грациозно, как балерина.

— Я просто хочу с вами поговорить, — сказала она. — Я могу войти на минутку? Это не займет много времени.

Я часто задышала, голова кружилась; она стояла на расстоянии вытянутой руки и могла схватить меня за рукав, кто из нас одержит верх в борьбе, если я попытаюсь сбежать по лестнице, а она решит меня остановить? Но я не пошевелилась, она тоже; она улыбалась той же спокойной и немного грустной улыбкой, что и в парке, потом кивком головы указала на дверь.

— Давайте войдем, — повторила она. — Я бы выпила кофе. Я жду вас уже несколько часов.

Я не шевелилась. Стараясь успокоить прерывистое дыхание, я наконец сказала:

— Мне нечего вам сказать. И я не хочу слушать вас.

— Но вам придется меня послушать, — ответила она, продолжая улыбаться, но ее взгляд стал жестким. — Я могу вернуться вместе с жандармами. Это они позвонили мне по поводу жалобы, поданной одной вашей соседкой по поводу истории с украденным браслетом. Я могу вернуться с ними. Не вынуждайте меня делать это.

Я была в нерешительности. Положив ладонь на створку двери, я словно пыталась понять, есть ли кто-нибудь внутри, почувствовать какое-то движение. Я думала об Адеме, только бы он не узнал, только бы не узнал, и, словно угадав мои мысли, она продолжила:

— Вашего мужа нет дома. Он ушел час назад. У нас есть время спокойно поговорить вдвоем.

Минуту я выдерживала ее взгляд, она не отводила глаз, и эта твердость была в уголках ее губ, в глазах, даже в ребячьих веснушках. Я медленно повернулась лицом к двери, вставила ключ в замок и не удержалась, чтобы не спросить:

— Вы рассказали ему, почему хотели меня видеть?

Она стояла прямо позади меня, и я чувствовала запах ее духов, цветочный, возможно, запах жимолости, я слышала ее дыхание и звук каблуков, когда она переступала с ноги на ногу.

— Я не сказала ему больше, чем было необходимо, — мягко ответила она, и я подумала, что это уже слишком.

Войдя внутрь, она сразу же поставила свою сумку на пол и, смотрясь в зеркало в прихожей, поправила прядь волос на виске. Потом повернулась вокруг себя и посмотрела мне в глаза.

— Перед тем как поговорить с вами, я хочу обойти квартиру, — заявила она. — всю квартиру, все комнаты. Это мое единственное условие.

— Вы думаете, что он здесь? Вы думаете, я его прячу?

Она слегка покачала головой.

— Нет, — ответила она почти рассеянно, — я хочу убедиться в обратном.

Повернувшись на каблуках, она направилась по коридору. Я слышала, как она открыла дверь моей комнаты, потом комнаты Мелиха и наконец Адема, в мою она вошла и сделала несколько шагов, прежде чем выйти, в двух других она лишь постояла на пороге, и, несмотря ни на что, за это я была ей благодарна. Я тоже посмотрелась в зеркало — вид у меня был усталый, похудевший, и, пока она не вернулась, я потерла щеки и покусала губы, чтобы придать им хоть немного цвета. Она заглянула в ванную и гостиную, потом вернулась и остановилась на пороге кухни.

— Так все-таки я могу рассчитывать на кофе? — спросила она, и ее голос приобрел неожиданную мягкость.

Я спросила себя, что могло послужить этому причиной — что она могла увидеть в моей комнате или в комнате Мелиха.

Я вошла следом за ней на кухню и, не говоря ни слова, стала готовить кофе. Грязная тарелка и приборы, оставшиеся после завтрака Адема, плавали в холодной воде раковины, и я чувствовала, что в глазах у меня все плывет.

— Меня зовут Клэр, — сказала она, и по звуку двигаемых ножек стула, я поняла, что она села.