Эффект Лазаря - Фрэнк Герберт

Когда Тедж закончил, Твисп подумал немного прежде, чем задать вопрос.

— Ты привязал команду к сидениям, включая этого самого Гэллоу, и отправил их на дно. Почем ты знаешь, что не убил их?

— Они достаточно свободно привязаны, чтобы освободиться, когда придут в себя.

— Думаю, я бы… — Твисп резко тряхнул головой. — Думаю, ты понимаешь, что имеется только твое слово против их слова, а за пультом управления сидел ты?

Тедж зарылся лицом в одеяло, укрывающее его колени. Плечи его затряслись, и лишь несколько мгновений спустя Твисп понял, что рыдает.

Для Твиспа то было верхом доверия между двумя людьми. У него больше не оставалось сомнений в правдивости рассказанного.

Тедж поднял залитое слезами лицо и взглянул на Твиспа.

— Ты всего не знаешь. Ты не знаешь, каким круглым дураком я оказался. Дураком — и орудием!

А вот теперь все вышло наружу — и как книжник-островитянин всегда хотел быть морянином, и как Гэллоу поймал его на крючок этой мечты, завлекая неповинного островитянина в компрометирующее положение.

— Почему ты не отвел субмарину назад, на спасательную базу? — спросил Твисп.

— Слишком далеко. И потом, откуда мне знать, кто за них, а кто против? Это же тайная организация, даже от большинства морян тайная. Я увидел тебя, и… я должен был убраться от них, убраться с этой субмарины.

«Истеричный мальчишка!» подумал Твисп.

— Моряне не порадуются тому, как ты разгромил их субмарину, — сказал он вслух.

Короткий взрыв горького смеха сотряс Теджа.

— Моряне ничего не потеряют! Они величайшие мусорщики всех времен. Если что на дно упало, к ним попало.

— История занимательная, Кей, — кивнул Твисп. — А теперь я расскажу тебе, что случилось. Насчет Гуэмеса я всему верю, и я…

— Это правда!

— И я рад бы не верить тебе, но не могу. А еще я верю, что тебя втянул Гэллоу. Но я не думаю, что ты так невинен, как представляешься.

— Клянусь тебе, я не знал, что он задумал!

— Ладно, Кей. Верю. И верю, что ты увидел меня на мониторе субмарины. И что вылез, чтобы я тебя спас.

Тедж вздрогнул. Твисп кивнул.

— Ты плыл в сторону от меня, чтобы я наверняка последовал за тобой вместо того, чтобы попытаться достичь субмарины. Ты хотел сойти за морянина, чтобы я отвез тебя на эту базу, и собирался использовать свою осведомленность о разрушении Гуэмеса, чтобы обеспечить себе местечко среди морян наверняка. Ты собирался променять свои сведения на…

— Не собирался я! Клянусь!

— Не клянись, — предостерег Твисп. — Корабль слышит.

Тедж начал было говорить, передумал и умолк. Религиозный блеф обычно срабатывал с островитянами, даже если они и объявляли себя неверующими.

— Чем ты занимался наверху? — спросил Твисп. — На каком острове?

— Игл. Я был… историком и… и техником.

— Ты бывал на Вашоне?

— Пару раз.

— Похоже, тогда-то я тебя и видел. Я редко забываю лица. Историк, значит? Постоянно в помещении. Вот почему ты такой бледный.

— Ты хоть представляешь, — спросил Тедж, — какие исторические документы остались у морян? Моряне сами понятия не имеют, что они в их распоряжении. И о том, какие они ценные.

— Вот Гэллоу и решил, что ты окажешься таким же ценным свидетелем, записывающим его деяния?

— Так он мне сказал.

— Делать историю — не то же самое, что писать ее. Полагаю, это ты уже заметил.

— Кораблю ведомо, что да!

— Ага. Влипли мы с тобой, Тедж. Выбрасывать тебя за борт я не собираюсь. Но меня твоя история не устраивает, понимаешь? Вот если база окажется там, где ты сказал… вот тогда и посмотрим.

— База там, — повторил Тедж. — Ее вышка выступает из воды настолько, что километров за пятьдесят видать.

— Конечно, — согласился Твисп. — А до тех пор сиди на корме, а я останусь у штурвала. И не пытайся уйти оттуда. Ясно?

Тедж молча зарылся лицом в одеяло. Но по сотрясению его тела и судорожным всхлипам Твиспу было ясно, что он все расслышал.

Что самое трудное, когда любовничаешь с мутью? Найти ухо.

Морянская шутка.

Следуя за Алэ со скоростью, болезненной для его старых слабых ног, Уорд Киль шагнул в люк, помеченный красным кругом, и оказался в комнате, переполненной бурной деятельностью. Там было множество экранов — и при каждом по технику — по меньшей мере дюжина контрольных панелей с переключателями и надписями в морянском стиле. Индикаторы с буквенными и цифровыми обозначениями подмигивали ему. Киль насчитал десяток больших видеоэкранов, демонстрирующих подводные и надводные виды. И все это размещалось в пространстве, ненамного большем, чем жилище Алэ.

«И никакой толкотни», подумал Уорд.

Совсем как островитяне, эти моряне наловчились использовать ограниченное пространство — хотя Киль и отметил, что помещение, ограниченное по морянским меркам, островитяне назвали бы просторным.

Алэ провела его вдоль панелей и экранов, познакомив со всеми. Каждый сотрудник во время знакомства подымал взгляд, коротко кивал и возвращался к работе. По взглядам, которыми они награждали Алэ, Киль мог сказать, что его присутствие в этой комнате для некоторых морян особо неприятно.

Карин подвела гостя к самой большой панели, расположенной на низком столике, чтобы удобнее обозревать все помещение. Молодого человека за панелью Алэ окликнула «Тень», но отрекомендовала его Дарком Панилем. Фамилию эту Киль вспомнил — несомненно, потомок поэта и историка из первопоселенцев. Над высокими скулами Паниля требовательно горели его темные глаза. Его рот лишь минимально отклонился от прямой линии, когда он откликался на приветствие.

— Что это за место? — спросил Киль.

— Текущий Контроль, — ответила Алэ. — Сейчас вы узнаете все подробности. Сейчас люди заняты срочной работой. Мы не имеем права им мешать. Видите, вон там оранжевые огоньки мигают? Это срочные вызовы поисковых и спасательных команд, которые сейчас на дежурстве.

— Поисковых и спасательных? — переспросил Киль. — Кто-то из ваших людей попал в беду?

— Нет, — ответила она, сжав зубы, — из ваших.

Киль попридержал язык. Он скользил взглядом вдоль всей комнаты по напряженным лицам, изучал каждый экран, какофонию, созданную двумя дюжинами рук техников, барабанящих по клавиатурам. Есть отчего растеряться. Не начало ли это угрозы, о которой упоминала Алэ? Киль с трудом хранил молчание… но ведь Алэ сказала «поисковых и спасательных»? Самое время наблюдать и запоминать.

Сразу же после того, как медики вынесли ему свой смертный приговор, Киль ощутил, что живет в пустоте, которую отчаянно нужно заполнить. Он чувствовал, что даже его долгая служба в Комитете по Жизненным формам сделалась чем-то пустопорожним. Должно же быть что-то большее… то, что станет достойным итогом его жизни, покажет, как он любил свой народ. Он хотел послать весть по всем переходам, гласящую: «Вот как я вас любил». Возможно, ключ к этой необходимости обретался в этой комнате.