Братишки - Александр Афанасьев

И все-таки мерзко… Мерзко и страшно…

Президент Украины Кузьмук летел в Харьков на встречу с новым президентом России…

Дорога была знакомой – из Киева до Борисполя по скоростной трассе с мигалкой – и дальше, правительственный терминал В. «Ту-134». Салон – самолет президента Украины… поменять бы, да денег нет. Ельцин, кстати, предлагал взять его старый «Ил-62», вроде и к делу – сам Ельцин пересаживался на «Ил-96», а «Ил-62» – и дальность у него побольше, и сам он побольше… вроде как. И цена совсем низкая, потом, поняв, что «товар не идет», Ельцин с какой-то усмешкой сказал: «Ну, хочешь, так забирай, Леонид Данилович».

Он отказался. Ельцин, наверное, не понял, почему, а он это твердо знал… хотя и сам этого выразить не мог. Он-то – ну какой-никакой украинец, директор предприятия союзного значения, до девяносто первого года крутившийся с Ельциным в одних кабинетах, постоянно обвиняемый в том, что он сдает Украину русским.

Но самолет он не взял.

Он четко понимал, что будет дальше. Его президентство уже кончилось, он только будет досиживать срок – как уголовник. Ему не дадут даже выбрать преемника – кого скажут, того и назначат. Борис Николаевич, судя по всему, преемника назвать смог, а вот ему назвать его не дадут.

Конец… Конец всему. Он, опытный управленец, прошедший советскую школу управления, понимал, что в тот день, когда бандиты вломились к тебе в кабинет и ноги на стол положили, ты как руководитель кончился. Руководителями будут они, потому что за ними сила – банальная грубая физическая сила. Он до последнего старался общаться с бандитами свысока, но теперь это не получалось. Ему просто пришлось впустить бандитов в собственный кабинет, потому что иначе отбиться от Андрюши и его присных не получалось. Они и в самом деле пошли ва-банк, решив или получить власть, или развязать в стране гражданскую войну.

Андрей, сука. Гореть тебе в аду, предателю жидовскому. Правильно Горошин говорил – нельзя ему доверять. Он-то, дурак, думал – из-за власти сцепились.

Что будет дальше? А все через … будет. Он пытался вырулить… пройти между скалами, выждать тот момент, когда будет хоть какое-то подобие единой украинской нации. А сейчас… Днепропетровские, динамовские, донецкие, одесские. Криминальные кланы рвутся к власти – и это не самое плохое, что они криминальные. Хуже, что они – местечковые. Каждый – за свой город. Они просто разорвут страну на куски в своей схватке.

Но сторону выбирать было надо – и он выбрал.

Что будет в Харькове? А уже ничего. Он посмотрит на нового российского президента, а тот посмотрит на него – и все. Все уже решено. Ставку сделали за него, не получив с России и доли того, что можно было бы получить.

– Леонид Данилович, подъезжаем…

Он кивнул.

В аэропорту машина не пошла сразу к стоящему на поле самолету правительственного авиаотряда, а свернула к правительственной части терминала. Сопровождаемый немногочисленной охраной, президент вошел в вестибюль, навстречу ему поднялся молодой (по виду и сорока нет), уверенного вида мужчина в дорогом костюме.

Президент остановился в нескольких шагах от него.

– Он наверху, в депутатской. Прошу.

Президент с презрительным видом покачал головой. Он уже представил, как этот представительный, полный, седой генерал-полковник милиции будет каяться и уверять его в собственной преданности… от этого было тошно.

– Мне с ним говорить не о чем. Скажешь ему сам.

– Хорошо. – Мужчина почтительно склонил голову, впрочем, вежливость юриста мафии никого не должна была обманывать.

– С остальным – все решено?

– Еще нет.

– Решайте. И чтобы в Харькове… комар носа…

– Хорошо.

Президент развернулся и пошел прочь. Его надменный вид не должен был никого обманывать. Власть он уже потерял…

Есть такая… не знаю, то ли пословица, то ли житейская мудрость, то ли молитва. Звучит она так… Господи… дай мне сил изменить то, что я могу изменить, мужества, чтобы принять то, что я изменить не в силах, и ума, чтобы отличить одно от другого.

Но все это только слова.

Какой у меня был шанс остаться в живых? Призрачный, если честно. Почти никакого. Я сделал то, что мог, – Наталья была дома, она отзвонилась, – и таким образом я сделал то, что хотел: спас ее. Шансы спасти самого себя… ну, были и такие шансы, не стоит списывать себя со счетов. Но я понимал, что теперь я чужой среди своих. Даже того убийства, которое я уже совершил, достаточно для того, чтобы Россия навсегда отказалась от меня: зачем портить триста лет дружбы каким-то уголовником, на руках которого кровь украинского офицера спецслужб. Тем более – если на моих руках будет кровь президента Украины. Проще всего закопать меня где-нибудь в тихом лесочке и забыть, причем закопать своим же. Во избежание. Но судьба снова распорядилась по-другому, с хрустом передернув колоду.

Я по-прежнему находился на какой-то даче. Судя по звукам, какие я слышал – звуки большой трассы с интенсивным движением, – недалеко от какого-то крупного города, наверное, Киева. Еще я постоянно слышал самолеты, заходящие на посадку и взлетающие, – аэропорт неподалеку.

Вилла – большой, трехэтажный особняк с зимним садом, стоящий на отшибе, – постоянно охранялся. В моей личной охране было четверо, они дежурили посменно – и еще сколько-то было на периметре. Оружия мне больше не давали, я попытался заикнуться о том, что мне надо тренироваться, и получил в грубой форме отказ. Очевидно, перестрелка на границе насторожила заговорщиков настолько, что они решили либо отложить, либо отменить акцию. Сейчас решалась моя судьба…

Новый день начался для меня с грохота отчаянной перестрелки. В шесть часов утра…

Моя комната была на третьем этаже виллы, и ее запирали на ночь на ключ. Ничего особенного – кровать, умывальник, ведро для надобностей… похоже на комфортабельную тюремную камеру. Дверь стальная, но без глазка. Стрельбу из автоматов было почти не слышно здесь, она напоминала шелест капель дождя, а вот крупнокалиберный пулемет был слышен намного отчетливее.

Я послушал происходящее – недолго, несколько секунд. Потом надел тапочки (другой обуви у меня не было), стащил с кровати простыню, разорвал и свернул ее в жгут. Набросил концы на руки, попробовал на прочность… пойдет.

Если кому-то и нужна моя жизнь – задешево я ее не продам…

Заработал «КПВТ»… его раскатистый грохот покрыл все остальные звуки перестрелки – я инстинктивно упал на пол, потому что «КПВТ» не остановит никакая стена, он любую стену пробьет, любой дувал. И в этот момент щелкнул ключ в двери, а я не успевал отреагировать. Луч фонаря осветил камеру.