Зов Пятиликого. Эхо грядущей бури - Андрей Емелин

Но теперь мой путь лежит на родину. Не стану менять планов от свалившейся на голову новости и сперва озабочусь вопросом выживания, а уж после подумаю об остальном.

Под скрип такелажа десятков кораблей и капризные крики чаек, я брел по причалу, посматривая на прохожих. Ничего не предвещало возможных в скором времени беспорядков. Грузчики, обливаясь потом, таскали товары к телегам, богато одетые горожане прогуливались по мостовой, а люди попроще спешили, увлеченные водоворотом нескончаемых забот.

Отыскав портовое управление, я узнал о кораблях, следующих до Эльдмы. Один должен был выйти в море аккурат этим вечером, правда сперва шел в суурмаранский город Ода, а уже обратно направлялся в Блау. Меня такой вариант устраивал, и я оплатил пассажирское место, порадовавшись, что для этого даже не пришлось общаться с капитаном.

Пару часов слонялся без дела, заходя в разные лавки и разглядывая товар, затем перекусил в первом попавшемся трактире. Как назло, из доступных к заказу блюд имелись лишь щедро приправленные кинзой, которую я не любил, но понял это только когда принялся за еду.

В Тихое место вернулся уже после полудня.

За одним из столиков, понурив взлохмаченную голову, сидел Этью. Заметив меня, он вздрогнул, будто от удара, и вымученно улыбнулся, хотя в глазах читалась смесь отчаяния и страха. Подходить к нему не стал. И так уже сыт по горло историями этой парочки.

Хотел было подняться к себе, но посыльный мальчишка с кухни передал, что Пятиликого в девятнадцатом изволит ожидать Оселок.

Как только я открыл дверь в комнату, сразу же обратил внимание, что Чингиль чем-то обеспокоен.

– Ты знаешь, где Миалана? – бросил он, едва я переступил порог.

– Нет. Видел только как уходила куда-то утром.

– Дерьмо, – он стукнул ладонью по столу и откинулся на спинку кресла, напряженно размышляя.

– Может, просто еще не вернулась?

– Она сказала, что заглянет к Этью, забрать какие-то вещи да поговорить, и придет не позже, чем через час. Но ее до сих пор нет, хотя за два года, что здесь работает, Миалана ни разу никуда не опоздала. По ней можно, мать ее в ноги, время сверять, понимаешь?

– Я видел Этью здесь, внизу. Может, он что-то знает?

– Да, черт его вертлявый разберет! Уже посылал к нему человека, но он, как пришибленный – улыбка идиотская на лице, да талдычит, мол ни о чем не в курсе, но очень хочет поговорить с Пятиликим.

– Значит, сейчас поговорим, – собрался было подняться, однако Чингиль вскинул руку останавливая.

– Погоди. Мне все это не нравится. Похоже, надо уходить прямо сейчас, иначе будет поздно.

– О чем ты?

– Миалана не могла просто взять и пропасть. Я надеялся тебе известно больше, учитывая вашу, – он поморщился, взглянув на меня исподлобья. – Вашу неожиданную близость. Но раз и ты ни о чем не знаешь, значит, кто-то помог ей исчезнуть. И этот кто-то скоро много всего выяснит о Чингиле. Если это дело рук гильдии, в чем я не сомневаюсь, то такой откровенный шаг – не что иное, как послание. Теперь на счету каждая секунда.

– Я не понимаю. Ты собираешься бросить Миалану?

– Худшее, что можно для нее сделать, это остаться здесь. Как только в гильдии поймут, что Чингиля в городе нет, Миалана станет им без надобности.

– И что ее тогда ждет?

– Ничего хорошего. Но в таком случае шанс, что ее все же отпустят, как следует запугав, всяко выше, чем если она останется заложницей.

– Я не верю своим ушам, Чингиль. Вот уж не ожидал от тебя такого.

– Какого?! – яростно воскликнул он, всплеснув руками. – Думаешь, мне самому это нравится?! Думаешь, меня теперь не будет всю жизнь мучить совесть?! Но мы ничего не можем, Пятиликий. Даже не знаем где сейчас Миалана, а если попытаемся рыть землю в ее поисках, сделаем только хуже. Дождемся, что нам пришлют прелестную светловолосую головку, отдельно от тела, со словами, мол, продолжайте искать, глядишь найдете остальное. С этими людьми шутить не стоит! Знал бы ты, чего я насмотрелся за последние несколько лет.

Он шумно выдохнул и прикрыл глаза, пытаясь успокоиться.

– Ты спросил вчера, – произнес я задумчиво. – Что я сделаю, если увижу, как тебя взяли за задницу. Так вот, для начала влеплю тебе по морде.

Чингиль взглянул на меня удивленно.

– Мы никуда не уходим. Остаемся здесь и решаем эту проблему, пока Миалана не откажется в безопасности. Раз уж Барка так страстно желает узнать, кто такой Пятиликий, придется ему это показать.

Этью тонко взвизгнул, когда я с размаху впечатал его в стену.

– Говори, где она!

– Иди к черту, я ничего не знаю!

Ударил в живот, так что художник захрипел и согнулся пополам.

– Она пошла к тебе и не вернулась. Ты же явился сюда, желая со мной поговорить. Ну вот он я! Говори!

Этью взглянул на меня с ненавистью, однако хранил молчание.

– По-моему, у нас есть какая-то сложность в коммуникации, – философски рассудил Чингиль, попыхивая трубкой. Он стоял у окна полубоком, глядя на улицу и лишь изредка оборачиваясь на процесс дознания. – Этью, нам велели выяснить, что произошло с твоей невестой. Понимаешь? Выяснить, чтобы помочь ей. А ты не желаешь идти нам навстречу. Это очень странно.

– Все, о чем я готов говорить, – процедил сквозь зубы художник и кивнул в мою сторону. – Так это о нем. Что он делает в городе, зачем сюда прибыл, какие строит планы?

Мы с Чингилем переглянулись.

– И с кем ты собираешься поделиться этой информацией?

– Не ваше дело. С Миаланой все в порядке и… – его голос дрогнул. – И будет все в порядке. Если я выясню.

– Идиот, – рявкнул я, снова припечатав его к стене. – Ты понимаешь, что мы здесь тебе не враги?!

– Полегче, Пятиликий, – задумчиво произнес Чингиль. – Он и впрямь не понимает. Более того, у него есть один весомый повод считать иначе.

– Этью, у меня ничего нет и не было с Миаланой, – я наклонил голову, заглядывая ему в глаза. – Давай вспомни, чертову игру в Куртуазный блеф у сестер Альфар! Вы ведь все время выигрывали. Смири хоть на секунду ненависть и скажи, вру я тебе или нет. Ну?!

Тряхнул его за плечи.

Этью смотрел на меня то ли готовый плюнуть в лицо, то ли разрыдаться, но не отвечал.

– Миалана тогда солгала тебе! Может быть, вообще впервые в жизни. Хотела сделать больно. Чтобы ты почувствовал хоть толику тех страданий, что чувствует она. Я же прикоснулся к ней единожды. Вчера, когда