Искуство Западной Европы: Средние века. Возрождение в Италии - Лев Дмитриевич Любимов

Всего лишь юная мать…

Художественное наследие Леонардо да Винчи количественно очень невелико.

Высказывалось мнение, что его увлечения естественными науками и инженерным делом помешали плодовитости Леонардо в искусстве. Однако анонимный биограф, его современник, указывает, что Леонардо «имел превосходнейшие замыслы, но создал не много вещей в красках, потому что, как говорят, никогда не был доволен собой». Это подтверждает и Вазари, согласно которому препятствия лежали в самой душе Леонардо - «величайшей и необыкновеннейшей… она именно побуждала его искать превосходства над превосходством и совершенства над совершенством, так что всякое произведение его замедлялось от избытка желаний».

Уже первый флорентийский период деятельности Леонардо, после окончания учения у Верроккио, отмечен его попытками проявить свои дарования во многих поприщах: архитектурные чертежи, проект канала, соединяющего Пизу с Флоренцией, рисунки мельниц, сукновальных машин и снарядов, приводимых в движение силою воды. К этому же периоду относится его маленькая картина «Мадонна с цветком», одна из жемчужин нашего Эрмитажа.

Леонардо да Винчи. Мадонна с цветком («Мадонна Бенуа»). 1470-е гг.

Когда Леонардо писал ее, ему было двадцать шесть лет. К этому времени художник обрел уже совершенное мастерство в великом искусстве живописи, которое, как мы увидим, он ставил выше всех прочих.

Каждый раз перед этой картиной испытываешь чувство трепетного восхищения: все здесь так просто, так ясно и в то же время бесконечно сложно, как сама природа, как жизнь. В поисках законов бытия автор ее был первым художником, который научился творить в совершенной свободе. Мягкими переливами света и тени он выявляет объемность изображенных фигур. Человек - увенчание природы. Роль, ему подобающая, как хозяину жизни, завоевывается в полном раскрепощении его энергии и воли; как у этой юной шаловливой матери, почти ребенка, которая с полной непринужденностью могла бы повернуть голову, чтобы одарить нас счастливой улыбкой, и затем снова отдать себя всю радостной игре с сыном, таким крепким и уже властным.

Зайдите в соседние залы Эрмитажа. В сравнении с этой мадонной все мадонны кватроченто покажутся скованными, неподвижными, словно списанными со статуй.

Тот иной, новый мир, мир Высокого Возрождения, который забрезжил в ангеле на картине Верроккио. здесь сияет уже ярким светом. Подлинно одиноким в своем дерзновении должен был казаться во Флоренции этой поры гений Леонардо.

Но это не все. «Мадонна с цветком» - это хронологически первая мадонна, образ которой внутренне лишен какой бы то ни было святости. Перед нами всего лишь юная мать, играющая со своим ребенком. Вечная прелесть и поэзия материнства. В этом бесконечное очарование картины [1].

[1 Интересна судьба «Мадонны с цветком», или «Мадонны Бенуа», как ее также называют. До конца XVII в. она находилась в Италии. Затем след ее теряется. В 1824 г. купец Сапожников приобрел в Астрахани у бродячего итальянского музыканта совершенно почерневшую и крайне записанную икону. Затем она попала в собрание архитектора Л. Бенуа. Э. Липгарт, заведовавший в начале нынешнего века эрмитажной галереей, опознал в ней произведение Леонардо (авторство Леонардо теперь никем не оспаривается). Картина была куплена Эрмитажем в 1912 г. за огромную по тому времени сумму в сто пятьдесят тысяч рублей.]

Итак, ничего мистического! Вазари пишет о Леонардо: «Занимаясь философией явлений природы, он пытался распознать особые свойства растений и настойчиво наблюдал за круговращением неба, бегом луны и движением солнца. Вот почему он создал в уме своем еретический взгляд на вещи, не согласный ни с какой религией, предпочитая, по-видимому, быть философом, а не христианином».

А в записях самого Леонардо мы читаем такие суждения:

«Все наше познание начинается с ощущений…»;

«Опыт - это единственный источник познания…»;

«Нет достоверности там, где нельзя применить одну из математических наук…»

И еще более «еретическое», подлинно революционное для того времени:

«Если сомневаться в чувствах, насколько более сомнительным должно быть существование вещей, которые противны чувственному опыту, как, например, бытие божье или душа…»

Леонардо считал человека увенчанием природы и верил в его великое назначение. И он же догадывался о его происхождении, предполагая составить «описание человека, охватывающее и тех, кто почти подобного ему вида - как павиан, обезьяна и многие другие…»

Документ самоуверенной мощи

Герцен очень хорошо сказал о подвижниках юной науки эпохи Возрождения, которые в борьбе с пережитками средневековья открыли человеческому уму новые горизонты:

«Главный характер этих великих деятелей состоит в живом, верном чувстве тесноты, неудовлетворенности в замкнутом круге современной им жизни, во всепоглощающем стремлении к истине, в каком-то даре предвидения».

Здесь каждое слово применимо к Леонардо да Винчи. Некоторые исследователи его жизни испытывали подчас смущение. Как этот гений мог предлагать свои услуги и собственной родине - Флоренции, и ее злейшим врагам? Как мог служить при этом, очевидно добросовестно, Цезарю Борд-жиа, одному из самых жестоких властителей того времени?

Не нужно затушевывать этих фактов, хотя сложность и шаткость политического устройства тогдашней Италии как-то объясняют такую неустойчивость Леонардо. Но этот же человек словами, дышащими неотразимой искренностью, так определял сам цели и возможности, открывающиеся тому, кто того достоин:

«Скорее лишиться движения, чем устать… Все труды не способны утомить… Руки, в которые подобно снежным хлопьям, сыплются дукаты и драгоценные камни, никогда не устанут служить, но это служение только ради пользы, а не ради выгоды…»

Он знал, что природа сделала его творцом, первооткрывателем, призванным послужить мощным рычагом тому процессу, который мы ныне называем прогрессом. Но чтобы полностью проявить свои возможности, ему надлежало обеспечить для своей деятельности наиболее благоприятные условия в уделенный ему для жизни срок. Только бы побольше успеть! Вот почему он стучался во все двери, предлагал услуги каждому, кто мог помочь ему в его великих делах, угождал и «своим», итальянским тиранам, и чужеземным государям; когда надо было - подлаживался под их вкусы, ибо взамен рассчитывал на поддержку в своем действенном и всепоглощающем стремлении к истине.

Леонардо да Винчи. Арсенал. 1485 - 1488 гг. Рисунок пером.

И опять-таки, по словам Герцена, чувствовал он всюду тесноту, неудовлетворенность в замкнутом круге современной ему жизни.

Так случилось уже в ранний период деятельности Леонардо да Винчи.

Флоренция того времени не дала ему того, на что он мог рассчитывать. Как мы знаем, сам Лоренцо Великолепный и его двор превыше всего ценили живопись Боттичелли. Мощь и свобода Леонардо смущали их своей новизной. А замыслы его в