Друсс - Легенда - Дэвид Геммел

— Вот, государь, тот воин, о котором я говорил, — Друсс с топором. Он победил пиратов, можно сказать, в одиночку.

— Хотел бы я на это посмотреть, — сказал Горбен. — Но у тебя еще будет случай показать себя. Враг стоит лагерем вокруг города и уже начал штурмовать крепость.

Друсс промолчал, но император этого как будто и не заметил.

— Можно посмотреть твой топор? — спросил он. Друсс подал монарху свое оружие, и тот поднес лезвие к самым глазам. — Великолепная работа. Ни щербинки, ни следа ржавчины — как новенький. Превосходная сталь. — Горбен осмотрел черное топорище с серебряными рунами. — Это старинное оружие — оно видело много смертей.

— И увидит еще больше, — низким рокочущим голосом ответил Друсс.

Зибена пробрала дрожь, когда он это услышал. Горбен с улыбкой вернул Друссу топор и сказал Бодасену:

— Когда разместишь своих людей, найдешь меня в здании совета. — С этими словами император удалился. Бодасен, белый от гнева, сказал:

— Императору нужно низко кланяться. Что за неуважение!

— Мы, дренаи, не научены раболепству, — ответил Зибен.

— В Вентрии за столь пренебрежительные манеры вспарывают живот.

— Ничего, научимся еще, — не смутился Зибен.

— Очень на это надеюсь, — улыбнулся Бодасен. — Обычаи здесь не те, что в Дренае. Император — хороший человек, просто замечательный, но он должен блюсти дисциплину и впредь такого поведения не потерпит.

Дренаев разместили в центре города — всех, кроме Друсса и Зибена, которые не были связаны обязательством сражаться за Вентрию. Их Бодасен отвел в покинутую гостиницу и велел выбирать любые комнаты. Еду, сказал он, можно брать в одной из двух городских казарм, притом в городе еще открыты немногочисленные лавки и лотки.

— Хочешь посмотреть город? — спросил Зибен, когда вентриец ушел.

Друсс, сидевший на узкой койке, будто и не слышал вопроса. Поэт сел рядом с ним и произнес осторожно:

— Что ты ощущаешь?

— Пустоту.

— Все люди смертны, Друсс, — даже мы с тобой. Это не наша вина.

— Мне нет дела, чья тут вина. Просто я все время думаю о нашей жизни в горах. Все еще чувствую ее руку в своей. Все еще слышу... — Друсс умолк, покраснев и крепко стиснув зубы. — Ты о чем-то спрашивал меня?

— Предлагал пройтись по городу.

— Ладно, пошли. — Друсс взял топор и направился к двери.

Гостиница стояла на Винной улице. Бодасен объяснил им, что в какой стороне находится, и они без труда находили дорогу. Улицы здесь были широкие, а вывески писались на нескольких языках, в том числе и на западном. Здания, выстроенные из белого и серого камня, порой насчитывали более четырех этажей. Путникам встречались сверкающие башни, дворцы с купольными кровлями, сады и усаженные деревьями проспекты. Повсюду пахло жасмином и розами.

— Красиво тут, — заметил Зибен. Они прошли мимо полупустых казарм и направились к восточной городской стене. Даже отсюда был слышен звон клинков и тонкие крики раненых. — Я, пожалуй, уже достаточно нагляделся, — сказал, останавливаясь, Зибен.

— Дело твое, — с холодной улыбкой ответил Друсс,

— Там позади остался храм, который я хотел бы посмотреть. Знаешь, тот, с белыми конями.

— Да, помню.

Они вернулись к большой площади, где стоял увенчанный куполом храм. Вокруг купола были расставлены двенадцать искусно изваянных статуй ставших на дыбы лошадей, в три раза больше натуральной величины. Входом служила огромная арка с раскрытыми дверьми из полированной меди и серебра. Путники вошли внутрь. В куполе было семь цветных окон, и лучи света из них скрещивались на высоком алтаре. На скамьях, по оценке Зибена, могла бы разместиться тысяча человек. Взглянув на алтарь, он увидел там золотой, украшенный драгоценностями охотничий рог. Поэт устремился туда.

— Эта вещь стоит целое состояние.

— О нет, — ответил чей-то низкий голос, — он не имеет цены.

Зибен оглянулся и увидел жреца в одеждах из серой шерсти, вышитых серебром. Жрец был высок, а бритая голова и длинный нос делали его похожим на птицу.

— Добро пожаловать в святилище Паштара Сена.

— Должно быть, здешние горожане очень добродетельный народ, — молвил Зибен. — Этот рог мог бы сделать человека богачом.

— Не совсем так, — с легкой улыбкой ответил жрец. — Возьми его в руки!

Зибен повиновался, но его пальцы встретили воздух. Золотой рог, столь весомый на вид, был всего лишь образом.

— Невероятно! — прошептал поэт. — Как это возможно?

— Паштар Сен сотворил это чудо тысячу лет назад. Он был поэт и ученый, но также и воин. По преданию, этот рог вручила ему богиня Сирис в награду за его доблесть. Паштар Сен поместил его здесь — и как только он выпустил рог из руки, тот стал таким, как вы видите.

— И для чего же служит этот рог?

— Он имеет целебные свойства. Бесплодные женщины будто бы излечиваются, если лягут на алтарь поверх рога. Тому были примеры. Говорят также, что раз в десять лет рог становится осязаемым и тогда способен вернуть человека из царства смерти либо вознести его дух к звездам.

— Ты когда-нибудь наблюдал это?

— Нет, хотя служу здесь уже тридцать семь лет.

— Чудеса. Как окончил свои дни Паштар Сен?

— Он отказался сражаться за императора, и тот посадил его на железный кол.

— Не слишком хороший конец.

— Да, но он был человеком твердых убеждений и полагал, что император не прав. Вы приехали, чтобы сражаться за Вентрию?

— Нет, мы просто путешествуем. Жрец повернулся к Друссу:

— Твои мысли далеки отсюда, сын мой. Тебя что-то гнетет?

— Его постигло большое горе, — поспешно ответил Зибен.

— Он потерял любимую? Да, понимаю. Хочешь поговорить с ней, сын мой?

— О чем ты? — проворчал Друсс.

— Я мог бы вызвать ее дух, и ты обрел бы покой.

— Ты правда это можешь? — шагнул к нему Друсс.

— Попытаюсь. Следуйте за мной. — Жрец прошел сквозь заднюю половину храма и провел их по узкому коридору в маленькую каморку без окон. — Оружие вы должны оставить снаружи.

Друсс прислонил Снагу к стене, а Зибен повесил перевязь с ножами на топорище. В каморке стояли два стула, один против другого. Жрец сел и пригласил Друсса занять другой стул.

— Это место покоя и гармонии. Здесь не произносят грубых слов — здесь молятся и мыслят о хорошем. Так ведется уже тысячу лет. Прошу вас помнить об этом, что бы ни случилось. А теперь дай мне руку.