Ад. История идеи и ее земные воплощения - Скотт Брюс

Я провел девять лет в одиночке тюрьмы Шавангунк, шесть лет в тюрьме Салливан, шесть лет в Грейт-Медоуз, а здесь, в Эльмире, я нахожусь четыре года – и за все это время я ни дня не провел в психиатрическом стационаре из-за попытки суицида или по какой-либо другой причине. Раньше я думал о самоубийстве, когда было все труднее прожить следующий день, но я все еще здесь. Некоторые мои соседи в боксе поддавались суицидальным мыслям, предпочитая смерть еще одному дню в одиночке. Я никогда сам не пытаться умереть, но знавал времена, когда ходил по краю. У меня были соседи, которые попадали в бокс нормальными людьми и покидали его сломанными, в них уже не было ничего нормального. Я видел парней, оставивших всякую надежду в одиночке, но мои мечты и надежды до сих пор теплятся во мне. Коварная программа бокса пока не привела меня на скользкий путь саморазрушения, которому поддались многие из моих соседей, и, возможно, это чудо. Спасибо Господу за это чудо; я лучше умру, чем потеряю рассудок.

Если бы в 1987-м я узнал, что проведу четверть века в одиночном заключении, я бы, конечно, покончил с собой. Если бы пришлось умирать целый месяц и провести каждую его минуту в корчах, такая участь все-таки была бы куда более выносимой, чем прошедшие двадцать пять лет. Я пытаюсь представить, какая казнь, даже медленная, хуже, чем двадцать пять лет в одиночке, но у меня ничего не выходит. Сожгите меня, забейте до смерти палкой, разрежьте на куски, освежуйте, пристрелите, сделайте что угодно, но ничто не может быть ужаснее, чем годы, проведенные в одиночной камере. Если бы вы или государство убили меня, это бы длилось недолго; в боксе я внутренне умер тысячу раз. Сумма моих страданий за четверть века была именно такой.

Для некоторых высокопоставленных судей, которые в одиночке не провели ни дня, двадцать пять лет – это не жестокий, а вполне обычный приговор. Для тех, кто жаждет мести заключенным, совершившим ужасные преступления, неважно, насколько жестока или необычна моя участь. Тем, кто ненавидит и не знает прощения, всегда будет мало угрызений совести, недостаточно раскаяния – в их глазах можно увидеть только жажду возмездия. Судье Малрою показалась достаточной вечность в Аду. Но их беспощадная ненависть говорит, что в Аду недостаточно жарко; им хотелось бы большего. К счастью, эти люди немногочисленны; для многих в какой-то момент наступает предел.

Неважно, что все думают о том, что не увидят в самом страшном кошмаре. Я знаю, что двадцать пять лет в одиночном заключении – это безусловно жестокий приговор, более жестокий, чем электрический стул, газовая камера, смертельная инъекция, пуля в голову и даже гильотина. Сумма страданий, причиненных человеку любой казнью, – это ничто по сравнению с суммой страданий, которые принесла мне четверть века в боксе. Одиночное заключение, которое пережил я, даже если не считать нечеловеческих условий пребывания, – это ужасная пытка. Те, кто не уверен в этом, не знают, о чем говорят. Я отбываю наказание куда худшее, чем смерть.

Сторонники тюремной реформы активно выступают за отмену одиночного заключения на срок более 15 дней в американских тюрьмах. У политзаключенных куда меньше сторонников и прав. В январе 2002 г. администрация президента Буша основала тюрьму Гуантанамо на Кубе, где содержали и допрашивали вооруженных противников, взятых в плен в ходе войны с терроризмом. Сотни пленных находились там неопределенное время без суда и следствия за военные преступления, которые они предположительно совершили. В тюрьме их подвергали жестокому и унизительному обращению. Инспекторы Красного Креста и освобожденные пленники сообщали о том, что в Гуантанамо пытали лишением сна, физическим насилием и жестокими наказаниями.

Одним из необычных методов допроса, которые применяли дознаватели, чтобы сломить волю заключенных в Абу-Грейбе, Баграме, Мосуле и других подобных местах, была громкая музыка. В уставе для дознавателей Армии США в редакции 2006 г. допускается применение на допросе карательных звуков – эта практика подтверждается бывшими узниками. Заключенные в Гуантанамо сообщали, что их держали на цепи без еды или воды в полной темноте, «где в течение нескольких недель непрерывно и громко звучал рэп или хеви-метал». Эта музыка выполняла несколько функций. Она вызывала страх, отчаяние и дезориентацию, подавляя мысли заключенных и подчиняя их воле дознавателей. Даже если музыка играет невыносимо громко (на уровне 100 децибел, что эквивалентно грохоту отбойного молотка), она не оставляет физических следов на заключенных, не проливает их кровь, но вызывает острую физическую и психологическую боль, ничем не выдавая ее происхождение.

Также музыка несла культурное содержание, которое запугивало и унижало заключенных. Слова в рэпе или хеви-метал-композициях были угрожающими, но мурлыканье таких певиц, как Кристина Агилера, похоже, было выбрано специально, чтобы оскорбить религиозные чувства заключенных исламистов. Ироническая приторность и многократное повторение детских песен, таких как «Я люблю тебя» из телешоу «Барни и его друзья», и рекламных джинглов вроде «Мяу-микс», делали эти мелодии особенно эффективными орудиями пытки. Наконец, громкая музыка воздействовала и на самих дознавателей, которые, усваивая жестокие тексты хеви-метал– и рэп-композиций, не испытывали сострадания к пленным.

Ниже приводится список композиций, которые включали многократно и максимально громко, чтобы сломить волю вражеских комбатантов в тюрьме Гуантанамо и других исправительных учреждениях США по всему миру. Для тех, кто подвергался жестким допросам без прав и надежды на освобождение, эти песни и их аналоги стали настоящим саундтреком Ада.

Christina Aguilera – Dirrty; Barney and Friends – I Love You Song; Deicide – Fuck Your God; Drowning Pool – Bodies; Eminem – Kim; Marilyn Manson – The Beautiful People; The Meow Mix Theme; Nine Inch Nails – Somewhat Damaged; Queen – We Are the Champions; Britney Spears – …Baby One More Time

Almond, Philip C. Heaven and Hell in Enlightenment England. Cambridge: Cambridge University Press, 1994.

Bernstein, Alan E. The Formation of Hell: Death and Retribution in the Ancient and Early Christian Worlds. Ithaca, NY: Cornell University Press, 1993.

Hell and Its Rivals: Death and Retribution Among Christians, Jews, and Muslims in the Early Middle Ages. Ithaca, NY: Cornell University Press, 2017.

Casey, John. After Lives: A Guide to Heaven, Hell, and Purgatory. Oxford: Oxford University Press, 2009.

Ferguson, Robert A. Inferno: An Anatomy of American Punishment. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2014.

Moreira, Isabel, and Margaret Toscano (eds.). Hell and Its Afterlife: Historical and Contemporary Perspectives. Burlington, VT: Ashgate, 2010.

Rowell, Geoffrey. Hell and the Victorians: A Study of the Nineteenth-Century Theological Controversies Concerning Eternal Punishment and the Future Life. Oxford: Oxford University Press, 1974.

Turner, Alice K. The History of Hell. New York: Harcourt Brace & Company, 1993.