Три дракона для Фло - Диана Хант

Теперь Разящий выглядел по-настоящему обескураженным.

Аур сжал зубы.

- Да потому, пустая твоя башка, что она после этого извела себя чувством вины. Считала, что предала меня. Хоть я ей и никто!

- Чувством вины? - Тамир нахмурился. - А не слишком ли дохрена в их мире чувств, - проворчал он.

- Я хочу, чтобы ты знал, Разящий, - глухо сказал Аур. - Я больше не собираюсь разгребать за тобой дерьмо. Ты не младенец и не слабоумный, хоть и прикидываешься так, что не отличить.

- Сам ты…

- Её надо беречь, - тихо продолжил Аур и Тамир неожиданно для себя замолчал. - Ей и в самом деле нелегко приходится. Нас трое, а она одна. Мы - драконы, а она иномирянка. Могу себе представить, сколько всего занимательного ей рассказали! А прикинь, если узнает о том случае… с той гринкой… с Мираей?

Не слушая, что Разящий ответит, Аур вскочил на подоконник и растворился в ночной тьме.

Тамир, нахмурившись, плеснул себе из графина и опрокинул в себя залпом.

Поморщившись, подошёл к окну, подставил лицо ночной свежести, втянул ноздрями запах мокрого камня.

Беречь гринку? Человечку? Низшую? Которая так и течёт в их присутствии? Которая принадлежит им троим? По-крайней мере, пока не вернёт Грин-Итаи…

Смешнее ничего не придумать…

И всё же стоило подумать о том, что из-за него, из-за Тамира она мучилась от какого-то там чувства, было неприятно.

Представлять её грустной тоже было почему-то неправильно.

Как в древности называли это, о чём там вещал умник? Любовью?

Старое, как дерьмо мамонта, слово. Сейчас его не используют.

Если высший хочет сказать драконице, что выделяет её из многих, он говорит: я заболел тобой. И это, кстати, стыдно, кем-то болеть.

Но в груди что-то неприятно шевельнулось и Тамиру вдруг очень захотелось, чтобы гринка заболела им.

Аур не собирался идти к ней в спальню.

Вообще не собирался спускаться на крышу дома.

Он кружил в ночном небе, проклиная собственное самолюбование и деланное великодушие.

Ругал себя последними словами за клятую рисовку в её глазах. Вот мол, какой я. Не хочу тебя тревожить, не пользуюсь своим правом! Спи, набирайся сил…

Да на самом деле он такой же как этот придурок-разящий, как и пронырливый стихийник! Никакого дела ему нет до её чувств, спокойствия и всей этой мути, что он втирал Тамиру!

Нет, тогда, он, конечно, верил в свои слова!

Ещё бы! Возвышался, таким образом, над Разящим!

Самоутверждался!

Самоопределялся за счёт другого! Браво, ар Рэгхард, Знающие сейчас гордились бы вами!

Оставшись наедине с собой (к тому же в такой близости от неё) Аур не мог не признать, что не испытывал вообще ничего, кроме дикого, неистового желания! Голод, жажда, стремление получить разрядку, впитать в себя Грин-Итаи, которая так и сочится из неё вместе с возбуждением… Как говорится, нужное подчеркнуть.

Так какого демона…

Он снова и снова проносился мимо раскрытого окна с колышущейся на ветру занавеской, взмывал в небо, камнем падал вниз.

А потом вдруг подумалось, что она проснётся ночью одна, в пустой квартире… Вдруг кошмар приснится? А никого рядом нет. Денёк-то у неё выдался насыщенным событиями…

Аур понимал, что повод так себе, более чем притянут за уши. Но желание посмотреть на неё, спящую, пересилило даже внутренний сарказм.

Он не стал перекидываться возле её окна, для того, чтобы попасть внутрь. Не хотел разбудить или того хуже, напугать. Поэтому воспользовался окном гостиной.

Стараясь ступать неслышно, прошёл по коридору, замер. Наконец, приоткрыл дверь, заглянул внутрь.

Как же она красива!

Хрупкая, такая трогательная во сне, такая беззащитная… губы приоткрыты, светлая прядь закрывает глаза. Обнажённая ножка с тонкой коленкой и изящной щиколоткой вылезла из-под одеяла.

Вот она что-то пробормотала во сне, а потом тихо застонала.

Её стон тут же отозвался чувством распирания в штанах и Аур сжал зубы.

Остатки порядочности диктовали: уходи! Тебя никто не тянул за язык!

Но… Ждать ещё два дня, чтобы получить её, наконец? Стоять и смотреть, как болван, на неё спящую, в то время, как она здесь, в полной его власти?

Пожалуй, он ещё больший идиот, чем Разящий…

Фло тихонько что-то промычала, словно пыталась сказать, застонала снова и Аур не выдержал.

В конце концов, это его ночь!

И он не будет её будить, просто полежит рядом…

Да он даже раздеваться не будет!

…Её аромат был одуряющим.

Восхитительно-свежий, до боли притягательный. Как и она сама. С разметавшимися по подушке волосами, приоткрытым ротиком, голой ножкой, высунутой из-под одеяла и наполовину приоткрытой попкой. У Аура голова закружилась. Ну нельзя быть такой невинной и такой порочной одновременно!

Смирившись с мыслью, что он ещё дурнее Тамира, Аур одёрнул одеяло, скрывая нежную плоть ягодиц… а затем всё же лег сзади набок, обнимая её за талию.

Он просто полежит рядом с ней и пусть будет стыдно тому, кто плохо об этом подумает.

Фло явно снилось что-то приятное, потому что эмоциональный фон был ровным, мерным, окутывал хрупкий силуэт, словно ещё одно оделяло, только прозрачное и чуть светящееся.

Она что-то неразборчиво пробормотала во сне, а затем накрыла его кисть своей ладонью и поводила попкой, безошибочно вжимаясь туда… где каменный стояк, в общем.

Аур сдавленно вздохнул, а потом рука его сама-собой поползла вверх, от талии к груди и накрыла упругий холмик. Пальцы также сами-собой сжались, а Фло что-то сладко промычала и заёрзала попкой снова.

Пора прекращать это безумие, пока у него остались хоть какие-то обрывки самоконтроля и совести!

Он готовился отнять руку, но тут случилось невероятное: по его кисти забегали маленькие пальчики, они же вцепились в неё намертво, а затем повлекли за собой под оделяло, где снова положили на упругие, чуть сплющенные от лежания на боку, холмики со съёжившимися бутончиками сосков.

Аур шумно выдохнул, сжимая попеременно то одну, то другую маленькую и упругую девичью грудь, а потом ущипнул за сосок.

- А-ах… - тихий стон сорвался с губ, ударил набатом по вискам, забурлил в венах, внезапным напором ударил в голову, оглушая, лишая ощущения контроля происходящего. Его бросило в жар, дыхание сбилось, а чувство распирания в штанах, казалось, достигло своего апогея.

Приподняв голову, он прикусил обнажённое плечико, вынырнувшее из-под одеяла и ущипнул второй сосок.