Мы не могли разминуться - Аньес Мартен-Люган

– Ноэ твой…

Он преодолел разделявшее нас расстояние и схватил меня за запястье. У него было безумное лицо.

– Замолчи! Запрещаю тебе говорить …

– Ноэ твой сын…

Я это выговорила. Все, дело сделано. Стало ли мне после этого легче? Нет! Мы с вызовом вперились друг в друга, расстояние между нашими лицами было не больше нескольких сантиметров. Он сжимал мою руку все сильнее, сам того не замечая, задыхаясь от смятения и ненависти.

– Мне больно.

Он отшвырнул мою руку, словно она жгла его. Отступил назад и выставил вперед ладони в знак капитуляции.

– Рен, мне жаль, что в твоей жизни есть проблемы, но я мало чем могу тебе помочь.

Он принимал меня за сумасшедшую. Я представляла себе самую разную реакцию, но такую предугадать не могла. Он менялся у меня на глазах, выражение лица становилось агрессивным, высокомерным.

– Выслушай меня, пожалуйста, – умоляла я, пытаясь заставить его снова стать самим собой.

– Да что ты несешь! Зачем бы тебе тогда скрывать это от меня?! Я верил, что мы близкие люди, что мы все говорим друг другу… Выходит, я ошибался.

Его сарказм убивал наши воспоминания, превращал в пыль всю нашу историю.

– Вот только не надо! Я много дней пробовала связаться с тобой, а когда ты соизволил мне перезвонить, то сообщил об Элоизе, не скрывая, что с этой женщиной ты хочешь быть вместе всю жизнь. Именно поэтому ты так ничего и не узнал.

Его взгляд затуманился, зерно сомнения начало прорастать. Но он очень быстро овладел собой, распрямился, сердито посмотрел на меня:

– И что ты сказала этому бедному мальчику?

Я отшатнулась, услышав в его вопросе снисходительность.

– Ноэ не знает, кто его отец, – призналась я.

Он прищурился, изображая огорчение, а может, и отвращение.

– Ты чудовище! Как ты могла так поступить со своим сыном? Нормальная мать так себя не ведет. Да и вообще, ты, наверное, даже не помнишь, кто тебе сделал этого малыша!

Хуже пощечины. Он считал меня потаскухой и скверной матерью.

– Когда ты заявилась сюда, тебя осенило: вот как повезло! Из Николя получится отец что надо!

У меня потемнело в глазах от стыда и боли.

– Нет, – расплакалась я. – Как ты мог подумать такую гадость? Ты забыл, какой я была. В моей жизни никого не было, кроме тебя, клянусь.

Он горько рассмеялся:

– Ты хочешь, чтобы я в это поверил после того, как, приехав сюда, ты первым делом переспала с моим лучшим другом?!

Все обращалось против меня.

– Теперь, когда ты закончила свое представление, уходи.

Я была без сил, но мне необходимо было добиться другой реакции, не агрессивной.

– Я не закончила, – заявила я. – И я не уйду, пока ты не выслушаешь меня до конца.

Я обещала себе не упоминать его детей, его других детей, но у меня не осталось иного выхода, кроме как применить электрошок.

– Золотистым цветом твоих глаз, непослушной прядью, манерами… Адам так похож на него…

– Не смей произносить имя моих детей, – заорал он. – Я тебе запрещаю! Оставь их в стороне от всего этого! Запрещаю тебе их пачкать!

Я изо всех сил держалась, чтобы не рухнуть от его жестокости, уговаривая себя, что эти мерзкие слова продиктованы только страхом.

– Ноэ – твой сын, и ты этого не изменишь, – мягко произнесла я. – Вспомни последние месяцы перед твоим отъездом, которые мы провели вместе, как бы я смогла тебя обмануть? И ты это прекрасно знаешь, хоть и противишься из последних сил…

Он резко остановился, покачнулся и побелел, приоткрыв рот.

– Невозможно, – пробормотал он.

– Перестань сопротивляться, пожалуйста.

Он отчаянно подергал себя за волосы, отказываясь признавать очевидное, отрицая его снова и снова. – Ты представляешь себе, какое дерьмо накидала в мою жизнь? Это уничтожит Элоизу, разрушит семью… Как мне ухитриться забыть то, что я услышал от тебя?

– Ты не забудешь.

Он мучительно сглотнул слюну.

– Сегодня вечером я все расскажу Ноэ – о нас, о его зачатии, рождении, о том, кем ты теперь стал… Я хотела предупредить тебя.

Его лицо стало жестче.

– Мне жаль его, и жаль, что тебе пришлось самой растить сына. Но тебе нечего ему рассказывать, я не его отец, у меня нет семнадцатилетнего ребенка.

Я стояла перед глухой стеной. В ней появилось несколько трещин, но Николя был непоколебим.

– Уйди отсюда и больше никогда не возвращайся.

Я нервно рылась в сумке в поисках конверта, который приготовила для него – с доказательствами и несколькими снимками Ноэ. Найдя, я положила его на стол.

– Когда ты будешь готов, ты узнаешь себя на фото и убедишься, что я тебя не обманываю.

– Забери, мне это не нужно.

– Это твое.

Медленно-медленно я натянула плащ, завязала на шее платок, повесила на плечо сумку, собралась с духом и атаковала его в последний раз:

– Николя, я не изменилась… Мне просто пришлось быстрее созреть, чтобы одной воспитать Ноэ. Я тебя не осуждаю, никто, кроме меня, не виноват. Ты никогда меня не простишь, я всегда это знала.

Он упорно отводил глаза.

– И все-таки я искренне прошу прощения, мне должно было хватить мужества сообщить тебе о своей беременности, когда ты был в Индии, нельзя было идти на поводу у своих эмоций из-за того, что я тебя потеряла. Меня очень огорчают и беспокоят последствия для твоей семьи, для Элоизы и детей, они этого не заслужили. Никто этого не заслужил, и Ноэ в первую очередь. Прошу тебя лишь об одном: помни, что он ни в чем не виноват. Меня ты можешь ненавидеть, хотеть придушить. Мне наплевать. А его постарайся принять. Узнав Ноэ, ты не сможешь не полюбить его.

Он отвернулся. Я вышла из кабинета, бесшумно притворила дверь и в последний раз пересекла “Четыре стороны света”, сопровождаемая смущенными взглядами сотрудников. Они слышали весь наш скандал. Я двинулась по парковке, втайне надеясь, что он меня догонит, не позволит мне так уйти. Дождь лил без остановки, я прождала полчаса в машине. Как выяснилось, напрасно. Тогда я отправилась в путь, чтобы завершить свое покаяние.

Загадка, как мне удалось добраться живой и невредимой до Руана. Поль был прав, предупреждая, что это опасно. Я мчалась словно в бреду, слезы заливали лицо, время от времени я вскрикивала и колотила кулаком по рулю. Я была готова к тому, что вызову стихийное бедствие, сообщив Николя, что у него есть четвертый ребенок, семнадцатилетний сын, но я даже представить себе не могла, как рьяно он будет сопротивляться. Это было совсем не похоже на него – ни на того, каким я его когда-то знала, ни, как мне казалось, на него теперешнего, которого я снова невольно впустила в свою жизнь. Я изо всех сил старалась стереть все из памяти, выбросить из головы нашу стычку и полностью сконцентрироваться на Ноэ. При ехав, я успокоила Поля, написав, что благополучно добралась до дому. Ни на одно из сообщений, которыми он принялся меня бомбардировать, я не ответила.