Рейхов сын - Сэй Алек

Многие офицеры уже зажимали себе рты, дабы не делать этого в голос.

— Кейтель отправляет Гудериану запрос: какого черта тот делает в Турции накануне войны во Франции, и грозит ему всеми карами земными и небесными.

Не знавший таких подробностей фон Берне хрюкнул.

— Гудериан сатанеет, — продолжил Ланц. — Он твердо убежден, что против него в ОКХ и ОКВ составлен заговор, но все равно не понимает, причем тут Турция! Надо отдать ему должное: ход, придуманный им против своих «врагов», оказался достоин его полководческой гениальности. Гудериан отправляет своего порученца в посольство Турции, в Берлин, где тот достает справку о том, что Гудериан в Турции ни разу в жизни не был, в присутствии своего штаба опечатывает ее в конверте и отправляет с курьером к фюреру с пометками «срочно» и «секретно». Тот, как вы понимаете, был очень счастлив узнать это обстоятельство из биографии своего генерала.

Сдерживаться офицеры уже не могли, отовсюду слышались стенания и всхлипы.

— Гудериана вызывают к фюреру, — продолжил Ланц, посмеиваясь, — с одной-единственной целью: спросить, не сошел ли он с ума. Не знаю, как повернулось бы дело дальше, чем закончилось бы и сколько длилось, но, к счастью, в приемной Гитлера мы с Гейнцем встретились. К тому времени он точно уже знал, какие войска есть в Герзе, и без обиняков спросил меня, что я затеял. Тут уже ничего не понял я. Гудериан рассказал мне свою историю, я ему — про мальчика с парохода… Мальчик к тому времени отличился, подбил танк, был ранен и лечился в румынском госпитале, так что я посоветовал Гейнцу готовиться к запросам о том, что он делает в Бухаресте. Все разрешилось наилучшим образом, хотя Браухич чуть не лишился погон, когда Гудериан все рассказал фюреру. Вроде бы на всей этой истории погрел руки Канарис, слив часть переписки английской агентуре, но тут я точно ничего не знаю. Мальчика из госпиталя забрали в диверсионную группу, на том бы и конец истории… Ан нет. Недавно он опять появился на горизонте, но тут уж пускай лучше расскажет фон Берне. Он был непосредственным участником событий.

— Что рассказывать? Не знаю я, что рассказывать… — замялся Дитер. — Третьего сего месяца Первая и Вторая роты под моим командованием были отправлены в качестве передового дозора к одному местечку с непроизносимым улюлюкающим названием. Едем, никого не трогаем — потому, хотя бы, что никого и нет. И вдруг на очередном повороте радист, он в кузове моей машины сидел, начинает колотить по крыше кабины и орать благим матом. Я на ходу высовываюсь из кабины, и вижу, что наш функмайстер, он всего неделю как в моей роте служил на тот момент… Убило беднягу в последнем бою… Так вот, он, с безумными глазами и нечленораздельным мычанием, сует мне трясущимися руками наушники. Я их надеваю и ох как начинаю понимать бедолагу. Потому что в наушниках раздается голос: «Оберлейтенант фон Берне, ответьте Гудериану. Повторяю…»

Офицеры, уже понявшие, в чем тут дело, вновь начали посмеиваться.

— Я минуту все это слушал, а потом в наушниках текст сменился. Внезапно, после очередного «Повторяю», раздалась нецензурная брань, смысл которой можно передать примерно так: «Герр оберлейтенант, соизвольте приказать оберягеру Бюнделю немедленно тормозить, впереди вас ожидает засада в роту англичан при двух пушках. Доложил ваш сын полка, Гудериан». В бинокль он меня опознал, да и Бюнделя — тот у него был наставником. А частоту мы с самого Герзе не меняли, только позывные. Ну, лайми мы, конечно, потом наваляли, — закончил фон Берне.

— Вот именно это, — произнес Ланц, обращаясь к Эрнсту, — я и имел в виду, когда говорил о выгоде добрых дел. Не отнесись в вашем полку к нему так хорошо, разве же смог бы он узнать частоту оберлейтенанта и предупредить его?

Внезапно в комнату влетел начштаба дивизии, бывший сегодня дежурным, и что-то тихо начал говорить генералу на ухо. Когда он закончил, Ланц с помрачневшим лицом поднялся из кресла.

— Господа, плохие новости, — произнес он. — Англичане смогли тайно высадить крупные силы в Мерсине и сейчас начали контрудар во фланг и тыл Шестой армии из-под Тарсуса. Одновременно началась атака из-под Кадирли и Кахраман-Мараша, — генерал-майор окинул тревожным взглядом присутствующих. — Румыны разбиты под Аданой, к утру враги запрут горловину Киликийских Ворот. Господа, Паулюс под угрозой окружения. Нас немедленно отправляют на подмогу. Боевая тревога, готовность к маршу — полчаса!

Египет, в 20 км к востоку от Эль-Аламейна.

01 июля 1941 года, 18 часов 20 минут.

Немолодой, насколько можно было судить по его закопченной физиономии, мужчина в порванной, покрытой пылью, гарью и грязью форме британского офицера, без головного убора, сидел на таком же грязном что и форма борту подбитого и скатившегося в кювет «Daimler Scout Car» и с тоской наблюдал двигающиеся мимо него колонны бронетехники и автомобилей. Только раз, в самом начале, рядом с ним остановился тарахтящий мотоциклет фельджандармов. Один из них вылез из коляски и что-то спросил у наблюдателя, выслушал ответ и, четко отдав воинское приветствие, вернулся на свое место. Мотоцикл фыркнул и укатил куда-то, обдав на прощание мужчину клубами синего зловонного дыма из выхлопной трубы. Больше рядом с ним никто не останавливался: ни итальянские танкетки L3/33 из IX-го батальона легких танков 2-й Ливийской дивизии, ни грузовики с натужно ревущими арттягачами из 104-го и 51-го мотопехотных полков Вермахта, ни лязгающие гусеницами немецкие танки из 8 и 12 танковых полков. Наконец, когда мимо «Даймлера» вновь потянулись итальянские автомобили, в кузовах которых расположились солдаты 1-го Ливийского пехотного полка, к позиции тоскующего британца подъехал еще один мотоцикл — на сей раз без коляски, — за рулем которого сидел мужчина в полевой форме танкиста Африканского корпуса, мотоциклетном шлеме и защитных очках. Сняв очки и шлем, он водрузил на голову фуражку и сделал несколько шагов к спрыгнувшему с брони британцу. Мужчины синхронно козырнули друг другу, после чего, сблизившись вплотную, так же синхронно протянули руки для рукопожатия.

— Генерал-лейтенант Александер, — представился англичанин по-немецки.

— Генерал-лейтенант Роммель, — услышал он в ответ. — Вы славно сопротивлялись, коллега.

— Но недостаточно хорошо, раз вы меня разбили, — ответил британец, извлек пистолет из кобуры и протянул его Роммелю рукоятью вперед. — Прошу принять мою капитуляцию, герр генерал.

— Вы можете оставить оружие себе, герр генерал, — учтиво ответил немец. — Мне достаточно вашего слова. Мы, в конце концов, люди цивилизованные.

— Благодарю, — кивнув, Александер убрал пистолет в кобуру. — Я бы хотел присоединиться к другим пленным офицерам Сил Западной Пустыни.

— А вот на это я пойти не могу, — сказал Роммель. — Вы мой гость, и давайте больше не будем об этом. Сегодня вечером я намерен дать банкет в вашу честь. Насколько условия пустыни позволяют, разумеется.

Египет, STALAG 19.

08 августа 1941 года, 16 часов 13 минут.

Лязгая гусеницами, тягач Sd. Kfz 11, тянувший на прицепе пару армейских грузовиков, медленно вполз в ворота концентрационного лагеря. Едва он замер посреди двора, напоследок громко фыркнув двигателем, из кузовов буксируемых автомобилей посыпались солдаты в «пустынном» камуфляже, а из кабины неторопливо вылез среднего роста офицер в форме гауптмана. Взмахом руки он отменил построение для своих солдат и твердым шагом направился к крыльцу административного здания, где курил сухопарый долговязый мужчина в форме штурмбанфюрера.