Предложение рыцаря - Мериел Фуллер

терпеть день за днем? Неужели их семейная жизнь будет для нее сродни тюремному заключению? Локлан переминался с ноги на ногу, остро сознавая, что охранник у двери, несмотря на невозмутимый вид, впитывает каждое слово их разговора.

Сесили опустила взгляд.

— Локлан, мне сохранили жизнь, за что я буду вечно благодарна. И все лишь благодаря вам. Вы заслуживаете моей благодарности. Вы могли просто уйти.

Его охватило отчаяние. Да, надо уйти — причем не мешкая. Если он отойдет в сторону, она выйдет за своего Уильяма. Он смотрел в ее живое личико, и в нем снова поднималась волна ревности. Она как ангел, подумал он, который освещает его дни своей быстрой, живой улыбкой, легко ступая рядом. Он сомневался, что ему удастся уйти от нее.

— Итак, одевайтесь, и встретимся в часовне.

В каменной часовне никого не было, за исключением одного человека, священника. Он неслышно ходил вокруг алтаря, подсвеченного мерцающей свечой. Свет отражался от серебряного креста, висевшего на его простой черной рясе, переливались драгоценные камни на большом алтарном кресте. По обе стороны от алтаря шли узкие незастекленные окна, они наполняли пространство светом и воздухом. Пламя свечи покачивалось, на каменном полу плясали солнечные зайчики. Несмотря на это, Локлану казалось, что мрачная часовня утопает в тени.

Локлан стоял в широком сводчатом дверном проеме и ждал Сесили. Грудь у него сжималась от грусти. Не такими должны быть свадьбы. На них должно присутствовать много народу, звучать музыка и смех. Свадьба — время радости и веселья.

Он поднял голову. Сесили шла к нему по узкой тропинке, ее длинные юбки касались росистой травы. Ее сопровождал молодой рыцарь, который ночью караулил ее опочивальню.

— Можете идти, — обратился Локлан к рыцарю, когда Сесили подошла к нему. Ее кожа в утреннем свете казалась полупрозрачной, неземной. Бледное утреннее солнце целовало ее в щеки, ее зеленые глаза хладнокровно взирали на него, губы изогнулись в едва заметной улыбке. В сердце у него вспыхнула какая-то робкая радость и… что? Он не мог понять, что за чувство зарождается в нем.

— В чем дело? — мелодично спросила она. Ее голос задел его за живое.

Что же он делает? Ее жизнь никогда не была легкой, ее предавали самые близкие люди. Тем не менее, она отважно пришла к часовне и собирается выйти за мужчину, который ее недостоин. Мужчину, который ей солгал.

— У вас… нет цветов, — выпалил он первое, что пришло ему в голову, и украдкой вытер о штаны вспотевшие ладони.

Сесили рассмеялась, в глазах заплясали веселые огоньки.

— Локлан, мне не нужны цветы, — ответила она. — И потом, нелегко отыскать цветы в такое время года. — Она потянулась к его руке, сжала его пальцы. — Пойдемте.

— Подождите.

Он оставил ее в дверях, а сам побежал по тропинке и скрылся в рощице за часовней. Через несколько секунд он вернулся, сжимая в руке связку тонких ореховых прутиков. Их покрывали нежные розоватые почки.

— Вот! — торжествующе сказал он, вручая ей «букет».

Она вспыхнула от радости:

— Благодарю вас, Локлан.

Он подал ей руку, и они вошли в пустую часовню.

— Здесь никого нет! — прошептала Сесили, пока они шли по проходу к священнику. — Где король, его рыцари? Я думала, по крайней мере, они станут свидетелями нашего венчания. Чтобы убедиться, что мы женаты.

Локлан кашлянул. Как сказать ей, что король настолько равнодушен к ее судьбе, что решил не появляться на их свадьбе? Что Генрих передал решение ее судьбы в руки Локлану? Кончики пальцев у него покалывало от возбуждения.

Они вместе опустились на колени на пыльную бархатную подушку перед священником. Тот заговорил высоким, дрожащим голосом. Вдруг он закашлялся, звуки гулким эхом отдавались от стен.

Сесили сжала Локлану руку. Он покосился на нее, на ее поднятый подбородок, на прядь волос, выбившуюся из-под платка. Прикусив губу, он ждал, когда священник придет в себя. С каждым мигом тишины он все больше чувствовал себя виноватым. Вина слой за слоем окутывала его ложь, увеличивая ее. Наконец она заполнила все его тело. Что он делает?! Неужели в самом деле выжил из ума? Как может он привязывать эту красивую и отважную женщину к своей темной, не знающей покоя душе? Он ее наверняка погубит… Нужно все остановить. Причем остановить немедленно.

Локлан резко встал, поднимая за собой Сесили. Его рука схватила ее за локоть.

— Произошла ошибка, — сказал он.

— Милорд? — нахмурился священник. — Не совсем понимаю…

Локлан развернулся кругом и потащил за собой Сесили. Они направились к выходу, не обращая внимания на изумленное лицо священника.

— Локлан, что происходит? — воскликнула Сесили, не поспевавшая за ним. Ее тонкие кожаные сапожки поскальзывались на булыжниках. — В чем дело?

Локлан молчал, пока они не добрались до конюшни. Здесь пахло сеном. Под широкой притолокой он развернул ее лицом к себе и взял обе ее руки в свои.

— Я совершил ошибку. — Солнце светило ему в волосы, кончики стали золотыми.

Грусть, чувство потери сжимали сердце Сесили. Надо было заранее предвидеть нечто подобное, и все же его слова потрясли ее.

— Вы… передумали, — осторожно сказала она. — Вполне понятно. — Плечи ее опустились, она сделала шаг назад, наградив его печальной улыбкой. — Прошу, не затрудняйтесь с ответом; ясно, почему вы не хотите на мне жениться. — Он отверг ее! Она с трудом сдерживала слезы. Как все было близко!

— Нет, Сесили. Послушайте, вы неправильно меня поняли! — воскликнул Локлан.

Ее зеленые глаза заметили волнение у него на лице, заметили, как он покраснел. Неправильно поняла? Ей все казалось предельно ясным. Она склонила голову набок, ожидая его объяснений.

— Я вас обманул.

Она скрестила руки на груди. За ней, в одном из стойл, заржала серая кобылка, узнавшая хозяйку. Как ей хотелось вскочить на лошадь и унестись прочь — подальше от сердечной боли!

— Я спросил Генриха, можете ли вы выйти за Уильяма…

— Знаю, вы говорили. — Сесили пнула носком ноги землю, отпихнув соломинку.

— …И он разрешил вам выйти за Уильяма, когда я отвезу вас к нему.

Она резко вскинула голову и сцепила руки перед собой.

— Локлан… что? Почему вы мне не сказали?

«Потому что хотел, чтобы ты была моей, — подумал он. — Я поступил крайне себялюбиво, ведь я не смогу дать тебе ничего, кроме защиты своего имени».

— Потому что я не собирался жениться, — объяснил он. — И теперь, когда король согласился с тем, чтобы вы вышли за Уильяма, которого вы хорошо знаете и любите…

Она подумала об Уильяме с большими карими глазами, податливом, покорном. На полголовы выше ее, всегда готовом улыбаться. Он был