Мефодий Буслаев. Тайная магия Депресняка - Дмитрий Емец

Шагов через сто Меф остановился и, делая вид, чтозашнуровывает ботинок, скосил глаза на одну из крыш. Между трубами мелькнула искрылась серая тень. Интуиция подсказала Мефу, что это отнюдь не духзаблудившегося трубочиста.

– Не оглядывайся: мне кажется, за нами следят! – сказалМефодий Дафне.

– А мне не кажется. За нами действительно следят, – кивнулаДаф.

– Так ты об этом знала? – удивился Буслаев.

Даф скатала снежок и с удовольствием куснула его, какяблоко. Страж света может позволить себе не думать о такой пошлой прозе жизни,как простуда.

– Ну я этого не исключала. Да только что толку знать то,чего не можешь изменить? – сказала она.

– Не прятать же голову в песок!

– Это ты напрасно. Песочек – штучка теплая и приятная. Воттолько дышать через него неудобно… – с иронией заметила Даф, доставая флейту. –Ну где там этот шпик?

– Труба крайнего дома.

– Того пятиэтажного, что по правую сторону? – уточнила Даф,не оборачиваясь.

– Да.

Даф подняла флейту к губам. Маголодии Меф не услышал, носнег вокруг них внезапно взлохматился, точно они оказались в центре бурана.Когда же снег улегся, Меф увидел, что труба, за которой пряталась тень,невредима, зато с дома напротив слизнуло разом все три трубы. Серая тень,вполне невредимая, на миг показалась, нырнула куда-то и пропала.

– Нилб! Дафна, ты путаешь право и лево! – сказал Меф.

Даф обиделась.

– А ты путаешь пятиэтажные дома с шестиэтажными! Купи себесчетные палочки!.. И вообще, мы стояли с тобой лицом в разные стороны! Можно жебыло догадаться, что справа от меня – это слева от тебя? – огрызнулась она.

– Ладно, проехали! Будем надеяться: тот друг на крыше понялнамек, – сказал Меф.

– Убедился, что ты был неправ? Убедился? – напирала Даф,которой, как светлому стражу, хотелось докопаться до истины.

– В философские диспуты после обеда не вступаю! – миролюбивосказал Буслаев.

Меф по опыту своему знал: чем пустячнее повод, тембесконечнее спор. Снисходительность – главное оружие мужчины в его беспощаднойи вечной борьбе с женщиной, которая по определению всегда права.

Они искали кота до вечера и, отчаявшись найти, попредложению Мефа вновь засели в кафе.

– Так мы его никогда не найдем! – сказала Даф. Врожденноечувство ответственности мешало ей расслабиться.

– Не факт! Может, как раз и найдем, – заметил Меф.

– Почему?

– Ну вообрази: он мечется по городу, и мы мечемся. Многосуеты и минимум шансов пересечься. Не умнее ли сидеть и ждать, пока он простосвалится тебе на голову? Причем ждать в хорошем и вкусном месте? – заметил Меф.

Дафна не нашла что возразить и заказала себе приличный кусоксливочного торта.

«Стрелки разделяются на три класса: бывают между ними ахалы,пукалы и шлепалы. Ахалы только ахают, когда вскакивает дичь; пукалы стреляют ине попадают; шлепалы стреляют и попадают. Из пукалы может еще выйти шлепал; изахалы – никогда».

Л.И. Татаринов[11]

Меф постучал в дверь кабинета и, услышав не то чтобыприглашение, но нечто вроде благожелательного рычания, вошел. Непривычно близкопридвинувшись к столу (обычно он предпочитал расстояние закинутых на стол ног),Арей разглядывал в лупу нечто, лежащее перед ним. Чуть в стороне, у локтя, настоле помещался его дарх, похожий на извилистую сосульку.

Затычка из красного дерева была выдернута, а сам дархоткрыт. Из дарха лились нежные мелодичные звуки, похожие на далекий печальныйколокольный звон. Зрачки Мефа расширились. В жизни мрака нет момента опаснее.Увидеть дарх стража открытым – это словно попасть в клетку голодного льва.Страж – даже настроенный дружелюбно – может зарубить вас только потому, что вывошли к нему в момент, когда он прячет в дарх очередной эйдос или, точно СкупойРыцарь, обозревает свои сокровища.

Понимающе покосившись на Мефа, Арей ухмыльнулся и вставил вгорловину дарха затычку. Дарх скользнул под расстегнутую рубашку и исчез втемно-рыжей шерсти, покрывавшей грудь мечника. Меф немного успокоился.

– Принес? – спросил Арей.

Меф молча положил на стол две книги, прочитанные на этойнеделе. Это была «Теория нравственных пыток» под общ. ред. Гнуса Зануддинова» и«Практическая философия зла». Кто был автором «Философии», Меф так и не уяснил,но, вероятно, это его высушенный язык использовался в качестве закладки. Самистражи мрака писатели весьма посредственные, у них есть занятия и поинтереснее,зато широко пользуются услугами литературных рабов, которых специальноотсаживают в отдельный чан, довольно комфортный. Во всяком случае, перепадыдневной и ночной температур там не больше ста градусов.

Не отнимая от глаза лупу, Арей посмотрел на Мефа иподмигнул. Правый глаз шефа, увеличенный стеклом, жуткий, круглый, спрожилками, разглядывал сотрудника мрака с любопытством.

– И что руна школяра? Приятная штука, а?

– Да уж, – процедил Меф.

За последний год он так выучился говорить это «да уж», чтооднажды слышал, как Улита сказала Нате: «Во всей канцелярии только мы двое, я иБуслаев, умеем так произнести самое обычное слово, что собеседника выворачиваетнаизнанку, как старую перчатку».

– Никто никогда не говорил, что получать образованиеприятно. Удовольствие приходит потом, да и то уезжает с первым троллейбусом,когда ты понимаешь, что счастье все равно проживает по другому адресу, – сказалАрей без иронии.

– Тогда зачем? – спросил Меф.

Мечник поморщился:

– Зачем? Забудь это слово. Зачем – самый бестолковый вопросв мироздании. Зачем светит солнце, зачем губы встречаются в поцелуе, зачем людиубивают друг друга… А шут его знает зачем! Лучше пойми, как это работает, ипользуйся.

Перед Ареем на пергаменте лежали две песчинки. Одна яркая,излучавшая голубоватый пронзительный свет, и другая – блеклая, расплющенная,похожая больше на рыбью чешую. Она тоже светилась, но едва-едва, умирающим,едва заметным светом.