Супердвое. Версия Шееля - Михаил Ишков

– …такое переиначивание, гражданин следователь, свойственно всем дилетантам. Ставя во главу угла желание по–своему взглянуть на проблему, а также пренебрежительное отношение к систематическому мышлению, свойственному «буржуазным писакам», как выразился о немецкой профессуре Гитлер, – они на первых порах могут добиться успехов. Это избитые истины, гражданин следователь.

Стыдно их не знать.

Пометка Евдокимова – «обо мне в следующий раз, а пока разъясните, что значит «на первых порах?»

— Пока враги не усвоят полученные уроки и не перестроятся. Когда это случится, всяким прозрениям, попыткам сделать по–своему – «я так хочу!» – приходит конец.

Наступает время отчаяния!

– …и все‑таки из всех разглагольствований старого барона мне удалось выудить несколько практических советов, которые в последствии позволили Второму предстать перед Хаусхофером восторженным поклонником его идей, которые он якобы успел вкусить с молоком отца. Оторвавшийся от жизни и бредущий вслепую профессор должен был клюнуть на такую приманку.

– …Меня по–прежнему тревожил Ротте. Этого толстяка я опасался более всего. Он был из породы преданных борцов – фанатик, причем думающий. Какую цель ставил Майендорф, привязывая Шееля к этому упитанному карасю?

Развязать борова нам помог ни кто иной как Август Штромбах, но это уже случилось после того, как в сентябре 1944 года мы получили радиодонесение из Берлина.

« … в связи с оперативной необходимостью прошу разрешение на вербовку Крайзе Густава Карла.

Первый»

* * *

В. И. Ленин. «Как нам реорганизовать Рабкрин?»

« …Понимая, что начнется на Лубянке после нашего донесения, мы с Алексеем постарались нагнать на своих кураторов как можно больше страха.

Трудность состояла в том, что трезвый анализ подтвердил – Крайзе сумел просветить Толика.

Неоспоримым доказательством можно было считать вопрос, который этот свалившийся нам на голову инвалид задал тетке – как давно этот барон проживает в пансионе?

— Около года.

— За это время он куда‑нибудь отлучался? Я имею в виду – надолго?

— Нет. На неделю не больше. А зачем тебе, Густав?

— Интересно, сможет ли этот барон помочь мне отыскать работу?

Сообщить в Москву об этом прискорбном факте, напрочь перечеркнувшим бы возможность привлечь Крайзе к работе, было неразумно, поэтому мы сделали упор на том, что дело, мол, разбухает как снежный ком и в одиночку нам не справиться. Мы довели до сведения руководства, что скрыть от проживающего в «Черном лебеде» оборотня нашу идентичность нельзя, следовательно, встает задача перемены местожительства, а это в подвергающемся бомбежкам Берлине непростая задача. Но главное, изменение адреса оттянет проведение операции «Бабушкины сказки».

Мы гарантировали, что сумеем взять Крайзе под контроль, а в конце попросили Москву подготовить вопросы, на который этот оборотень должен был дать четкие и недвусмысленные ответы».

Из воспоминаний Н. М. Трущева:

« …Вот сукины дети! Я подозревал что‑то подобное, однако не имея на руках твердых фактов, не стал выносить сор из избы и поставил перед Федотовым вопрос ребром – без помощников «близнецам» не обойтись.

Почему не Крайзе?»

« …На этот раз на Лубянке сумели избежать паники. Здравомыслие возобладало, и после бурного, на повышенных тонах, обсуждения заинтересованные стороны пришли к согласию – пусть Федотов берет оборотня под свою опеку и распоряжается им согласно представленного им плана.

— Главное, резултат, – подвел итог Берия. – Этого требует от нас партия и руководство страни. Этого требует от нас товарищ Сталин!»

В. И. Ленин. «Как нам реорганизовать Рабкрин?»

« …Я сделал вид, что клюнул на приманку насчет работы и как‑то, встретив Крайзе в коридоре, пообещал похлопотать за него.

— Но для этого, Густав, вы должны еще раз подробно рассказать, как вам удалось очутиться в Берлине живым и здоровым, да еще с легальными документами.

— Охотно, господин гауптман, – засмеялся ведьмак…»

Из рассказа Густава Крайзе:

« …трудно назвать вербовочной беседой. Скорее жестким допросом, во время которого сразу определялась мера наказания. Ошибись я хотя бы раз, и эти два похожих как две капли воды большевистских фанатика, не задумываясь, пристрелили бы меня. Впрочем, готовясь к худшему, я продумал пару вариантов, позволявших мне спасти жизнь.

Например, через окно в туалете. Не будет же аристократ сопровождать плебея до самого унитаза.

Впрочем, это нервное… Что‑то вроде недоумения или вопля, обращенного к судьбе, позволившей красным взять меня за горло не где‑нибудь, а в самом Берлине.

Куда идти, где искать спасения?»

« …я не спал всю ночь.

Меня никто не ждет, я никому не нужен, разве что для галочки в расстрельной ведомости. У нас в Германии очень любят ставить такие галочки – чем больше, тем лучше, – особенно в то бедовое время, когда на территории рейха уже приступили к формированию команд эсэсманов для борьбы с дезертирами, мародерами и фольксшедлинге.

Я не очень‑то опасался местных карателей. Куда больше мне досаждал укор и презрение, которыми Таня могла встретить меня на небесах. Эта боль была нестерпима, поэтому в присутствии комиссаров я повел себя бодро – охотно согласился, что в сторонке не отсидишься и долг каждого честного человека внести свой вклад в борьбу с фашизмом, затем подробно ответил на каждый вопрос и в конце подписал обязательство о сотрудничестве…»

«Мы сидели втроем. Пережидая бомбежку, беседовали в темноте.

Когда английские бомбардировщики, отбомбившись на севере Берлина, начали разворачиваться на обратный курс, раздвинули шторы.

Из окна были видны пожары. Ближе других полыхал сбитый «Ланкастер», рухнувший на другом берегу Шпрее.

Там было шумно, работали пожарные. Охранники из СС гнали колонну русских военнопленных для разборки завалов и спасения местных жителей.

Это был сущий ад. Было не до антимоний. Когда с вопросами было покончено, один из большевиков достал початую бутылку коньяка, разлил по рюмкам и провозгласил тост.

— За Таню Зайцеву!..

Мы выпили стоя.

Не чокаясь.

Скажи, приятель, когда и где случалась более быстрая вербовка?!»

* * *

Перебирая труды основоположников, я обнаружил, что наиболее насыщенным содержанием оказался первый том «Капитала». Оттуда ворохом посыпались материалы, относящиеся к самым мрачным моментам в истории Третьего Рейха.

Я поднял с пола первый попавшийся DVD–диск – и угадал!