Тайный агент Ее Величества - Алла Бегунова

В первую очередь Али Луэль Ахмад научил юного моряка пользоваться секстаном — основным штурманским инструментом. С его помощью измеряли угловую высоту небесных светил для определения географической широты. Еще в список необходимых принадлежностей входили магнитный компас, астролябия, изобретенная древними арабскими астрономами, и звездный глобус. На нем располагались наиболее яркие звезды. По ним обычно и ориентировались мореплаватели, чтобы узнать местонахождение своего корабля ночью.

На небольшой яхте, принадлежавшей старому пирату, они ходили вдоль побережья Северной Африки. Али Луэль Ахмад разрешал Селиму встать к штурвалу, а сам устраивался рядом, усевшись на сафьяновую подушку и попивая кофе. Он рассказывал юноше о приметах, предвещающих шторм, шквал и штиль, о силе ветра, об управлении парусами. Про то, как управляют капитаны буйным корсарским экипажем. Траблези уже имел некоторое представление.

Через год он расстался с учителем. На прощание тот подарил способному ученику старинную карту. Планета Земля изображалась на ней плоской, лежащей на трех китах. Зато Средиземное море было нарисовано невероятно точно, со всеми подробностями береговой линии, с указанием глубин и направлений ветров, дующих здесь в разное время года. Селим до сих пор хранил ее как зеницу ока, считая талисманом, оберегающим его в дальних плаваниях…

— Какой будет твой ответ, раис? — спросил адмирал.

— Это — хорошее предложение, достопочтенный Салих-паша, — осторожно ответил Траблези.

— Я знал, что оно тебе понравится.

— Но ты ничего не сказал о главном. Где будет стоянка моего корабля, если я соглашусь?

— В Мраморном море.

— Я никогда не бывал там.

— Три удобнейших гавани предлагает тебе султан на выбор, — Салих развернул перед капитаном заранее приготовленную раскрашенную карту. — Смотри, вот они. Ближе к Босфору — Гёльджюк. Ближе к Дарданеллам — Бандырма. А посередине, как раз между ними, — Гемлик. Везде есть причалы, мастерские и склады военно-морского флота…

Траблези принялся пристально разглядывать карту. Мраморное море своими очертаниями походило на долман — короткую куртку янычара — с рукавами, сильно вытянутыми в стороны: на северо-восток и юго-запад. Середину его густо покрывала синяя краска и указывала на глубины, превышающие тысячу метров. Но большая часть морского пространства, особенно — у южных берегов, — имела цвет светло-голубой и, следовательно, являлась мелководной. Стрелки и надписи говорили о направлении поверхностного течения воды: из Черного моря в Средиземное — и о его скорости: 2,7 километра в час.

Совсем неспроста правитель Османской империи предлагал берберам перебраться сюда. За узким, как нитка, проливом Босфор на карте, закрашенное синей краской, темнело Черное море. Три века турки называли его «внутренним» и безраздельно господствовали на всех берегах: и крымском, и кавказском. Нынче, как слышал Селим, у них появились здесь могущественные соперники.

— Вижу, от Гёльджюка и Гемлика будет не более двух-трех суток ходу до Черного моря, — медленно произнес капитан.

— Ты прав. Это действительно так.

— Значит, повелитель правоверных хочет направить нас туда?

— Да, он надеется на берберов. Но знай, за крейсерство в Черном море султан заплатит на двадцать процентов больше.

— Я должен подумать.

— Время не ждет, раис.

— Дай мне неделю…

Селим Траблези знал необщительных, чопорных англичан, словоохотливых итальянцев и греков, надменных испанцев, пылких, скорых на решения французов. Он сталкивался с ними в портовых городах Средиземноморья на рынках, в лавках, торгующих оружием, тканями, пряностями, коврами. В незабвенные пиратские времена он преследовал их корабли, брал на абордаж и с короткой, но широкой абордажной саблей вступал на палубу, чтобы драться и победить. Может быть, — убить, но лучше взять в плен и потом выгодно продать на невольничьем рынке в Сале или в Триполи.

Так бледнолицые европейцы становились галерными рабами у мусульман. Наиболее состоятельные и знатные годами сидели в марокканских тюрьмах, ожидая, пока их родственники соберут деньги на выкуп. Иногда встречались и другие, готовые к предательству. Они переходили на сторону корсаров, указывали на корабельные тайники и особо ценные грузы, наносили удары в спину прежним своим товарищам. Однако русские берберу никогда не попадались.

В разнообразной и пестрой, объединяющей все приморские народы жизни, что кипела на здешних берегах Европы и Африки, люди этой национальности отсутствовали. Возможно, потому в рассказах путешественников, с трудом добиравшихся до отдаленных северных территорий, русские представали странными, не похожими ни на кого людьми из дремучих лесов и неоглядных равнин. Им приписывали нрав варварский, грубый и суровый, привычку носить одежду из медвежьих шкур летом и зимой, купаться в реках, покрытых льдом, пить словно воду крепкие спиртные напитки.

Каким-то образом эти лесные люди построили отличные корабли, научились управлять парусами, метко стрелять из пушек. Их эскадра, обогнув континент с запада, пришла в Средиземное море, и турки крепко поплатились за свое высокомерие. Они полагали, будто пришельцы с севера морской науки не ведают и, имея меньше судов, не решатся атаковать значительные их силы.

Неожиданно для Хасан-бея Джизаирли, коему султан вверил командование флотилией в Хиосском заливе, противник быстро построил правильный боевой порядок с авангардом, центром и арьергардом и двинулся к нему. Их головной шестидесятишестипушечный корабль пошел на абордаж и сцепился с флагманом флотилии «Реал-Мустафой», где находился турецкий адмирал. Вскоре там загорелись паруса и снасти, покачнулась грот-мачта, и — хвала Аллаху! — обрушилась русским на голову. Их корабль тоже загорелся. В конце концов, образовав гигантский костер на воде, оба судна взорвались и затонули.

Тут злую шутку с османами сыграл их обычай ни в коем случае не проявлять собственной инициативы и до последней минуты ожидать приказа вышестоящего начальника. Когда «Реал-Мустафа» превратился в пылающий остов, то командовать стало некому, и паника обуяла капитанов. Они рубили якорные канаты и уходили в Чесменскую бухту под прикрытие ее береговых батарей. Всего на небольшой акватории собралось около сорока плавсредств самого разного водоизмещения.

Вечер прошел относительно спокойно.

Совершая намаз, мусульмане благодарили Всемогущего и Всемилостивейшего за помощь. Но радовались они рано. В ночь на 26 июня 1770 года семь русских кораблей, несмотря на интенсивный огонь береговых пушек, приблизились к бухте и открыли прицельную стрельбу раскаленными ядрами, или брандскугелями. Потом в атаку пошли четыре их брандера. Они подожгли стопушечный турецкий корабль, стоявший у входа в бухту. От него пожар распространился дальше. Выйти из бухты или маневрировать в ней, спасаясь от ядер и языков пламени, было просто невозможно. Утром 22 июня Хиосская флотилия Мустафы Третьего больше не существовала.

Разумеется, адмирал Салих, как мог, скрывал от Селима истинные размеры катастрофы, постигшей его покровителей. Однако известие о грандиозном морском сражении при Чесме уже пошло гулять по средиземноморским городам, обрастая вымышленными и реальными подробностями. Находились моряки, которые или видели столкновение двух флотов — османского и российского — или слышали рассказы о нем от людей, сумевших на шлюпках и баркасах, а то и на обломках мачт или рей, вовремя отплыть от проклятого места.