Мне надо кое в чем тебе признаться… - Аньес Мартен-Люган

— Должен ли я напомнить тебе, Ава, кто попал в аварию? — От его ледяного металлического голоса у меня застыла кровь.

— Я, это был я, а не ты. Я и она! Так что перестань мне указывать, что я должен или не должен делать! У тебя нет ни малейшего представления о том, что я переживаю, какие муки мне приходится выносить.

Он был вне себя, становился неуправляемым. Куда девалась его пресловутая сдержанность?

— Но…

— Дай мне договорить! — заорал он. — Хочешь знать, что меня достает? Не выношу, когда ты делаешь вид, будто ничего не изменилось и наша жизнь такая же, как прежде. Черт побери! Ты повторяешь эти два слова при каждом подходящем и неподходящем случае: «как прежде, как прежде, как прежде»! Меня от них тошнит! Нельзя притвориться, что ничего не случилось, так как это уже случилось! Кончено! Забудь обо всем, что мы пережили вместе до того. Я больше никогда не буду тем, кого ты знала. Я изменился, окончательно и бесповоротно! Поэтому прошу тебя, перестань искать человека, за которого ты выходила замуж, его больше нет! Хватит беспокоиться обо мне, ты не можешь вот так ждать меня вечно, живи своей жизнью!

Каждое его слово наносило рану, которая уже никогда не затянется. Его жестокость и озлобленность ужасали меня, никогда раньше он таким не был. Я и не догадывалась, что в нем кипит столько агрессии.

— Что на тебя нашло?

— Ты же все время хотела, чтобы я с тобой поговорил, ну вот, дело сделано. Ты знаешь, что со мной, и знаешь, чего я хочу. Но я все же повторю еще раз, чтобы ты уж точно все поняла. Я хочу, чтобы все оставили меня в покое, и ты — первая!

У меня подкосились ноги, я была сражена, убита наповал. Ксавье, мужчина, которого я люблю, отец моих детей, отверг меня. Недвусмысленно и абсолютно осознанно. Ни намека на угрызения совести или на сопереживание. Он полностью отдавал себе отчет в том, что говорит. Замолчав, он направился к лестнице, а я смотрела ему в спину, пока он не скрылся. Дверь спальни хлопнула. Парализованная, я целую вечность простояла в центре гостиной, не веря в реальность того, что только что произошло. Я совсем не была готова к взрыву. У меня мелькнула мысль взять вещи и сбежать к Кармен, но это было неосуществимо, не брошу же я детей. Ксавье не понимал: я притворяюсь, что ничего не изменилось, ради них, ради Пенелопы и Титуана, которые терпели тягостную обстановку в доме и не роптали. Он совершенно забыл о наших детях. Я тоже пошла в спальню — спать на диване я не собиралась, но и с ним спать не придется: он перебрался в гостевую комнату. Ну вот я и в конце пути. Положив ладонь на ручку двери, за которой он забаррикадировался, я беззвучно плакала. Душа моего мужа словно умерла. Наша любовь… куда делась наша любовь?

Ксавье не удостоил нас своим присутствием за семейным завтраком. Я объяснила детям, что он плохо спал. Что частично было правдой, так как много раз за ночь, в промежутках беспокойного сна, я слышала стук его костылей по полу и звук ударов, когда они у него падали или когда он их швырял. Я отвезла Титуана в школу и заехала домой. Я не удивилась, найдя Ксавье за кухонным столом с кружкой кофе. От меня не укрылось, что он вздрогнул, когда я вошла. Он не ожидал меня увидеть.

— Не беспокойся, я ненадолго.

Я налила себе кофе, непринужденно прислонилась к рабочему столу и посмотрела на него в упор, мой взгляд был таким же жестким, как и его. Мне досталась плохая роль в скверном фильме. Я страдала от того, что мы превратились едва ли не в противников, и с каждой минутой, думалось мне, я теряю кусочки своего «я». Ксавье расшиб тело и сломал кости, мне же он разбивал сердце.

— Я услышала все, что ты сказал, и хорошо поняла суть, можешь не волноваться. Я оставлю тебя в покое, ведь ты этого хотел, об этом говорил? Твои слова… я их не скоро забуду и вряд ли когда-нибудь прощу. А пока я выполню твое желание, будешь сам справляться, сам исхитришься… восстановить себя, позаботиться о себе и успокоиться. Больше не рассчитывай на меня. Я сделала все, что смогла, но мои старания и моя любовь, судя по результату, были бесполезны, их не хватило. У меня единственная просьба: будь очень бережен с Пенелопой и Титуаном.

Я сделала еще глоток кофе, поставила чашку за спиной на стол и в последний раз обратилась к нему:

— Хорошего дня.

Яне сразу открыла галерею для публики: войдя, первым делом заперлась в кабинете и выплакалась. Мне пришло в голову, что ни разу с момента аварии у меня не проливались настоящие потоки слез, как если бы я только сейчас пересекла последнюю черту. Как мы дошли до полного взаимоуничтожения? Под нашими ногами, нет, под моими ногами разверзлась земля. Отголоски этого несчастного случая были катастрофическими и никогда не смолкнут. Ксавье сравнял с землей все наши ориентиры, нашу любовь, наше умение прислушиваться друг к другу. Куда делся мой муж? Где этот чуткий, заботливый, великодушный мужчина? Как он превратился в такое грубое, жесткое, категоричное, замкнутое существо? Почему я его больше не понимаю? Почему ни разу после той трагической ночи он не доверился мне? Раньше мы с ним говорили обо всем. Раньше… давно прошедшее время.

Ксавье разрушал себя и заодно меня. Но если в мои планы не входит пассивное созерцание того, как мой мир рассыпается в прах, может быть, я действительно должна жить своей жизнью, не беспокоясь о нем, как он мне велел? С другой стороны, не могу же я вот так взять и бросить его на трудной дороге. Я слишком люблю его, чтобы так поступить. Само мое существование без него немыслимо. Но что надо сделать, чтобы он вновь стал самим собой, как мне вести себя, чтобы вернуть его? Этого я не знала. Он меня терпеть не мог, мое присутствие приносило ему больше вреда, чем пользы. Ему ничего не хотелось, его не радовали даже дети, не говоря уж о жене. Эта авария похитила его любовь ко мне. Но если я с этим соглашусь, значит, нас больше никогда не будет. Мой инстинкт самосохранения требовал, чтобы я боролась за выживание. Я обязана выстоять. В очередной раз. Я вытерла слезы, тщательно накрасилась заново, заставила себя улыбнуться своему отражению в зеркале, проглотила комок в горле, покинула надежный, безопасный кокон своего кабинета и возвратилась в мир, в галерею.

Несмотря на расчудесные клятвы и массу безотлагательных дел, я не могла не беспокоиться о Ксавье, не могла согласиться на бездействие, на пассивное наблюдение за медленным угасанием его духа. Я должна использовать все возможные средства, и неважно, какую боль я себе причиню. Да, я могу спровоцировать агрессивную реакцию Ксавье, но буду ее игнорировать. Я с самого начала отказывалась слушать, когда он заговаривал о своей жертве. Сперва — чтобы помешать ему бесконечно терзаться из-за случившегося, и пусть он сосредоточится на своем выздоровлении, на своем выживании. Его фиксация на собственной вине возмущала меня. Такой благородный человек, как Ксавье, не мог сознательно причинить зло, он не собирался разрушать чью-то жизнь. Он просто допустил ошибку — о которой, кстати, я от него ни разу не слышала. Я знала только, что он хотел объехать Констанс. Как? Каким образом разворачивались события? Однако в последние пару недель я старалась защитить уже не Ксавье, а саму себя, и для этого необходимо было удерживать ту супружескую пару на расстоянии.