Точки над Ё - Наталья Нестерова

Стою перед дверью, нажимаю на звонок – чувырла чувырлой, так бабушка называет неухоженных всклокоченных женщин. Дверь обита дорогой кожей цвета спелой вишни. Лет двадцать назад дверь ставили, на пуговицах в мягких углублениях, кожа благородно потрескалась.

– Здравствуйте, я Ася Топоркова.

– Вы что... бежали?

– Да.

– Проходите.

Мама Кости, как легко догадаться, была миниатюрна. Причёсана – волосок к волоску. Костюм строгий: юбка ниже колен, светлая блузка, жакет. Лицо хмурое и строгое.

– Костя говорил о вас.

– Гы-ы-ы... – выдала я вместо нейтрального интеллигентного «да?».

– Утром, несколько минут назад, когда мы общались по телефону.

Выдержка вдруг изменила Анне Леонидовне. Она скривилась, как от сильной боли, и продолжила:

– Он позвонил, сказал, что вы придёте, просил провести вас в его комнату, к компьютеру. А потом, как бы между прочим, сообщил, что сломал ногу, что уже в больнице, в Москве. Ах, вы не знаете Котю! За этим может стоять серьёзнейшая травма, но он не хочет меня пугать. Ася? Что с вами?

– Это я! Виновата я!

– Вы там были? – быстро спросила Анна Леонидовна. – Только что прилетели? Как он? Что с ним? Убедительно прошу сказать мне правду!

– Меня там не было.

– Ася! Выражайтесь яснее!

– Костя меня звал. Но посмотрите на меня! На горные лыжи корову поставить или Асю Топоркову – одинаково смешно.

– В чём же ваша вина?

– Я мечтала, накаркала. Представляла, что Костя лежит со сломанными конечностями, а я рядом, вытираю пот со лба, даю водички попить...

– И «утку» подставляете? – улыбнулась Анна Леонидовна.

– С «уткой» в моих фантазиях действительно случались сбои.

Какой же дурой я себя выставила! Даже развеселила терзаемую тревогой Анну Леонидовну.

– Ася, вы верите в наговоры, предсказания, астрологию, ясновидение?

– Совершенно не верю! – с жаром воскликнула я. – Мракобесие! Более того, всем известный гипноз у меня вызывает недоумение. Как это? Посмотреть на человека и погрузить его в сон?

– Зависит от человека. Простите, Ася! Очень тороплюсь, в десять начинается важный процесс. А мне ещё надо своих подзащитных настроить на правильное поведение. Вы славная девушка.

Последний комплимент – не более чем дань вежливости. Но я отреагировала как наивная простушка:

– Я правда славная, даже слишком, все говорят. Просто бежала очень быстро.

– Охотно верю. Котина комната вторая справа по коридору. Не пугайтесь беспорядка. Сын не разрешает убирать у него, а сам только по большим праздникам наводит относительный порядок.

Моя бабушка, войдя в комнату Кости, сказала бы: «Ну и бардак!» Хотя я тысячу раз объясняла бабуле, что «бардак» – это бордель, публичный дом, бабушка стояла на своём. «Развела у себя публичный дом», – отвечала мне, указывая на неубранную постель и на стол, заваленный книгами и бумагами. Поменяла бы моя бабуля мнение о Косте, загляни в его комнату?

Фонотека не просто большая – огромная. Диски стоят на полках, как книги, лежат неровными стопками на всех горизонтальных поверхностях – на столе, подоконнике, даже на полу. Над диваном на ржавый гвоздь нанизаны плакаты с концертов рок-, поп– и прочих исполнителей. Пока загружался компьютер, я быстренько пролистала плакаты. Все – дарственные. Фломастером размашисто написаны слова благодарности. Надпись нигде не залезает на фото исполнителя.

Я крутила головой и стреляла глазами. Мне казалось, что жилище Кости расскажет о нём то, чего не знаю, о чем не догадываюсь. С другой стороны, одернула я себя, посмотрите на мою комнату, которую бабушка инспектирует пять раз на день, и у вас останется впечатление, что здесь проводит дни старая академическая дева.

Времени на разглядывание не было, и всё-таки я успела отметить предметы, говорящие о нестандартных вкусах обитателя. Миниатюрная японская сосна в плоском горшке, длинный вертикальный листок с иероглифами, расшифровать которые мне, естественно, не удалось. Портрет человека, выполненный в странной манере. Вместо мазков кисти – вязь из букв и цифр. Да это же Костя, его лицо! Потрясающе. С особым трепетом я осмотрела диван – тут Костя ночует. Достаёт из ящика бельё, стелит, ложится. Всегда ли один? Позволяет себе привести девушку, когда мама в соседней комнате? Пусть бы лучше в одиночестве спал. И думал обо мне. Чтобы справедливо было – он и я по разным постелям, с мыслями друг о друге.

Файл открылся, вставила диск, скачала, не успев толком рассмотреть содержание. Надо торопиться.

Анна Леонидовна ждала меня у двери. На ней была изящная шубка из непушистого меха.

– Вас подвезти? – спросила Анна Леонидовна.

Какая стать у маленькой женщины! Какая выдержка у адвоката, спешащего в суд, у матери, чей сын лежит в больнице далеко от дома!

– Спасибо! Не надо, я сама...

В ошибочной сумке заклинило молнию, а диск надо уберечь от непогоды. Вывернувшиеся рукава дублёнки, которую я снимала, гарцуя вверх по лестнице, не желали возвращаться в исходное положение.

Я мельтешила, топталась в прихожей и при этом бормотала:

– Сама, сама, благодарю. Просто сумку не ту схватила. Да что же с рукавами? Простите! Убегаю, считайте, что меня нет. Подвозить – это слишком. У меня проездной на все виды городского транспорта. Так! Кажется, оделась и обулась. Я вас не утомила своими извинениями? Выходим?

– Смешная вы девушка, хотя и крупная. Ошиблись порядком пуговиц на дублёнке. Расстегнитесь и снова застегнитесь. Вот, теперь правильно. Я всегда оставляю запас времени. Если вам нужно в пункт, до которого не более пяти километров, то я вас доставлю.

Надо пересмотреть своё отношение к психологии. Может, всё-таки наука? Способная объяснить, почему сдержанные, ироничные личности – Костя и его мама, – оказываясь за рулём автомобиля, превращаются в азартных гонщиков? Косте я могла поставить ограничения скорости. Но его маме!

После рискованных виражей, после мысленных прощаний с жизнью, после умираний и воскрешений я вывалилась из машины Анны Леонидовны около своего дома. Поблагодарила искренне:

– Спасибо, что не убили!

Она помахала рукой на прощание и усмехнулась. С подобной усмешкой люди, обожающие крутиться вниз головой на аттракционах, смотрят на простых смертных, у которых на виражах случается медвежья болезнь.

Страх способен вызывать цепную реакцию. Утром я тряслась перед звонком Анне Леонидовне, потом дрожала перед встречей с ней, от испуга несла глупости, чуть не умерла в автомобиле. Теперь, взбегая по лестнице, я холодела от подозрения, что файл на диск не записался, ведь я не проверила. Значит, снова ждать, напрашиваться на визит к Анне Леонидовне. Она утвердится в мысли, что у меня с головой плохо. И будет не сильно ошибаться.