На трудных дорогах войны. Подвиг Одессы - Константин Деревянко

Под разрывы бомб второго налета вражеских самолетов началась разгрузка боеприпасов. Я поднялся на борт «Абхазии» (это наш базовый санитарный транспорт из пассажирских теплоходов-экспрессов) и дал указание ее командиру капитану 3-го ранга А.И. Ребрику после обеда принять 3 тысячи раненых, детей и женщин, а с наступлением темноты выйти в Новороссийск.

В тот день враг пять раз налетал на город и порт. Это была жестокая бомбежка. Возникли многочисленные пожары. Пришедшие в Одессу командиры сообщали, что зарево над городом было видно за 100 миль.

Положение на левом фланге обороны оставалось сложным. К исходу дня 21 августа Жуков, Воронин и Шишенин донесли Военному совету флота о подходе к фронту свежей – 21-й пехотной – дивизии противника. Теперь у него здесь восемь дивизий. По всему фронту идут ожесточенные бои. Трем дивизиям противника нанесен большой урон. Но и наши понесли ощутимые потери, некомплект в дивизиях до 48 процентов. Бойцы тыловых частей брошены на фронт. Не хватает снарядов.

И Военный совет ЧФ уже второй раз просит наркома Кузнецова помочь Одессе хотя бы одной дивизией. Но Генштаб не имеет такой возможности. Октябрьский и Кулаков, извещая об этом, телеграфировали Жукову и Воронину: «Понимаем ваше положение, поможем кораблями, усилим авиацией, пришлем боезапас». И все выполнили. На другой день прибыли крейсер и два эсминца. Из Крыма ежедневно приходило 30–50 самолетов бомбить вражескую пехоту. В один из дней пришло пять транспортов с боеприпасами из Севастополя и Новороссийска.

А тем временем наши левофланговые дивизии упорно дрались за каждую пядь родной земли и 22 августа закрепились на новом рубеже: 95-я – на высотах в 4 километрах южнее Палиово, левее ее – 25-я и кавалерийская дивизии. В Восточном секторе полки стойко держатся. Неделю Осипов командует 1-м морским и прочно удерживает позиции, хотя атаки врага идут одна за другой.

По просьбе командарма Софронова велю Денненбургу открыть огонь по скоплению войск противника в районе Аккермана (Белгород– Днестровский). Это на западном берегу Днестровского лимана. Там противник изготовился к форсированию лимана, стремясь зайти в тыл нашим войскам. Одесские ополченцы вовремя обнаружили это, открыли огонь и доложили по команде. Артиллерия стреляет на пределе дальности. Но усиленным зарядом достает противника. Его переправа сорвана.

Звонит комдив 25-й генерал Петров:

– Противник выбил нас из Фрейденталя. Помогите огнем.

Далековато – 33 километра. Опять нужно стрелять на пределе возможного. Но надо помогать пехоте.

Выезжаю к Петрову в село Дальник. Надо уточнить вопросы артподдержки. Туда же отправились и Денненбург с начальником штаба и корпостами.

Это вроде бы тот же Петров, которого я встретил три недели назад в кабинете начальника штаба армии и накоротке беседовал. И не тот. В роли комдива легендарной Чапаевской он особый. Он только что с передовой и возбужден. Противник потеснил 25-ю и кавалерийскую, но они зацепились за рубеж. Комдив непоседлив. Он на КП дивизии не засиживается: заскочит, сделает неотложное и вновь на подножке пикапа вдоль линии окопов.

Денненбург изложил генералу организацию артподдержки: в дивизии будет находиться начальник штаба 42-го артдивизиона капитан В.П. Терехов, а корпосты – в полках. Я проинформировал о порядке ведения огня кораблями. Мы распрощались, так как Петров торопился в полки.

И в это время вступила в бой с врагом 411-я полубашенная береговая батарея, которой командовал капитан И.Н. Никитенко. Образцовый офицер, Иван Николаевич содержал батарею в отличном состоянии. Много дней и ночей я провел на его батарее в мирное время, видел его подчиненных на учениях и стрельбах. Залюбуешься действиями заряжающих-снарядных, ловко попарно управляющихся со 100-килограммовыми боеприпасами.

Мне приказано вечером быть в порту: прибывают замнаркома Г.И. Левченко и начальник Политуправления флота дивизионный комиссар П.Т. Бондаренко. Когда очаковцам стало тяжело, Петр Тихонович направился к ним. В кризисный день обороны Очакова, когда его защитники переходили на острова, Бондаренко прибыл на остров Первомайский. Он помог командирам организовать оборону островов, а затем с Левченко отправился на Тендру. Начальник Политуправления флота помог кадрами политотделу базы, который понес потери за последние дни: убит помощник начальника политотдела по комсомолу А.З. Симонов, ранены инструкторы Н.П. Краев, М.Г. Лизунов, И.А. Пронин; два работника политотдела стали комиссарами полков. Дивизионный комиссар усилил наш политотдел работниками из Политуправления. Начальником политотдела базы был назначен бывший комиссар обороны Очакова батальонный комиссар Г.Н. Вишневский. И остались помогать флотские политработники П.В. Бурдаков, С.А. Гуткин и А.И. Полянин. Это тем более оказалось кстати, ибо в нашем политотделе для работы на кораблях остался только один корабельный политработник – А.Ф. Михайлов.

Левченко у нас уже третий раз за эти две недели. От забот заметно заострилось лицо Гордея Ивановича.

Утром 22 августа громом зенитно-артиллерийской канонады и разрывов бомб Одесса встретила первые корабли флота, приданные базе: крейсер «Красный Крым», эсминцы «Фрунзе» и «Дзержинский». Их командиры – мои прежние сослуживцы по эсминцам. Крейсером «Красный Крым» командовал капитан 2-го ранга А.И. Зубков. На флоте он слыл лучшим мореходом. Когда он командовал эсминцем «Дзержинский», я не пропускал ни одной его швартовки, чтобы учиться виртуозным маневрам с минимумом реверсов. Когда он стал командиром дивизиона эсминцев, а я – начальником штаба бригады эсминцев, мне легче всего было работать с ним и его кораблями. Зубков зарекомендовал себя хорошим кораблеводителем, наставником, воспитателем. Он отлично знал морское оружие и Черноморский театр, мог войти в маленькую гавань ночью и без освещения причалов ошвартоваться на эсминце, а затем наловчился и на крейсере. И упаси вас предложить ему в помощь буксиры – обидится, но, как человек большого такта, он вежливо ответит семафором или сигнальным фонарем: «Благодарю, в буксирах не нуждаюсь». Это был его дежурный ответ, и старшина сигнальщиков крейсера посылал его по одному взгляду командира.

Вот так он и теперь ответил мне. И буксиры отскочили, чтобы не мешать маневру корабля.

Вход в Одесский порт усложнен двумя поворотами. Второй, в воротах боновых заграждений, совершается вдоль изогнутого Рейдового мола на циркуляции. Но как красиво, я бы сказал, грациозно, совершает этот маневр крейсер! А затем с ходу швартуется к Платоновскому молу левым бортом, без отдачи якоря, кормой на выход. При экстренной съемке со швартовов это самое выгодное положение: всего один реверс машин и всего пять минут по времени.

Поданы сходни на стенку. Входим на корабль. Дружеские рукопожатия. Наше предложение о технической и материальной помощи вежливо отклоняется, на корабле все в порядке и все есть. Но это внимание севастопольцев поразило. Оно их окончательно покорило, когда связисты внесли на палубу телефоны, включенные в базовые линии связи, – можно поговорить с сухопутным фронтом, с любой дивизией, связаться с корпостом.

По просьбе комиссара крейсера Ф.П. Вершинина я выступил перед личным составом и рассказал, как защитники отстаивают город, как сражаются их товарищи, ушедшие на фронт.