Вольф Мессинг. Взгляд сквозь время - Михаил Никитич Ишков

даже на смертном одре он не был так хорош. Он ощутил такую силу мысли, такую убедительность прозрения, что, как только вышел на сцену, шумевшие и переругивающиеся между собой зрители сразу замолчали.

Сцена была освещена кровавым светом, таинственно шевелились бордовые кулисы, такого же тревожного цвета задник нависал над Мессингом. Белого вокруг было чуть-чуть, разве что манишка, выглядывавшая из-под фрака Вайскруфта.

Для затравки медиум небрежно перемножил два немыслимых по количеству цифр числа. Он вел себя так, как должен вести себя всемогущий маг, взлетевший на пик своего могущества.

Наконец пробил час, о котором Вольфа предупреждал Вилли, и из зала, с той стороны, где сидел господин Геббельс, долетел подготовленный вопрос: что ждет немцев в ближайшее время?

Вольф сердцем ощутил, как напрягся Вилли – решалась его судьба. Стоило ему уйти от ответа, как вся задумка со страхованием богатых и влиятельных тузов, основанная на мистических данных нелепого еврейского ясновидца, могла рухнуть напрочь. Обломки насмерть придавили бы его.

Не говоря уже о Мессинге.

Вольф был вынужден сказать правду. Ради уважения к самому себе, ради сохранения дистанции между собой и теми, кто напряженно слушал его.

Он сделал скорбное лицо – как еще он мог выразить свое отношение к будущему! – вскинул руки и произнес:

– Вижу. Вижу множество людей во фраках, в парадных мундирах. Вижу отца нации. Он бодр. Он пожимает руку одному из политических лидеров. Его имя всем известно. Он патриот до мозга костей. Он жертвовал собой на фронтах Великой войны, он способен повести нацию к победе. Гинденбург передает ему бразды правления. Теперь Германия сможет сделать решительный шаг в будущее.

Его слова были встречены абсолютным молчанием. Затем, через минуту, зал взорвался неслыханными аплодисментами и оглушительным свистом со стороны красных. Кто-то из коричневых попытался затянуть: «Выше знамя…», но камарады тут же усадили его на место, заставили замолчать.

Вайскруфт воспользовался паузой и торопливо вышел на сцену. Его руки подрагивали. Дождавшись, когда стихнет шум, он, повернувшись в ту сторону, где сидел секретарь Берлинской организации НСДАП, объявил:

– Уважаемым господам должно быть ясно, кого имел в виду наш уважаемый провидец.

Резкий пронзительный голос из зала властно перебил его:

– Просим господина медиума просветить нас насчет дальнейшей судьбы Германии. Что нас ждет через пять лет, через десять? Каков будет облик Берлина?

Мессинга внезапно посетила страшная головная боль.

Он начал с бреда, донимавшего его в гостиничном номере:

– Я вижу развалины… Жуткие бронированные машины ползут по развалинам…

В зале затаили дыхание.

– Вижу громадную башню… Да, необыкновенно высокую… Это же Эйфелева башня! На ней флаг… Темно, тучи, не могу различить, чей флаг. Полотнище красное, в центре белый круг, в круге свасти…

Вольф не успел договорить, как зал взорвался аплодисментами и истошными криками «враки». Однако стоило ему продолжить, как зал мгновенно стих.

Мессинг медленно прошелся по сцене, обхватил голову руками – его ужасала, сводила с ума пронзительная тишина. Он поклялся, что никогда более не воспользуется своим правом погружаться в будущее, но сейчас речь шла о его собственной жизни, о его будущем – и Вольф сделал выбор.

– Вижу вспышки огня… Разрывы снарядов, громадные бронированные машина. Много бронированных машин… Они горят. Вижу странные, напоминающие ястребов аэропланы. Они валятся вниз… Они устремляются вниз, сыплют бомбы на развалины. Вокруг развалины… Не могу прочитать название улицы…

Мессинг сделал паузу, еще сильнее сжал виски – надавил так, что боль внезапно улеглась и он сумел различить надпись на согнутой, искореженной табличке.

Медиум повернулся в сторону зала и громко, на весь зал выкрикнул:

– Улица называется Фридрихштрассе. Вижу здание рейхстага… Окна выбиты, в стенах проломы, над куполом знамя… – возбужденно выкрикнул он. – Над разбитым рейхстагом развевается флаг. На нем вижу серп и молот.

После недолгой паузы в зале заорали «вранье», а слева взорвались ликующие возгласы. Господин Геббельс вскочил и в сопровождение охранников быстро захромал в сторону выхода.

В следующее мгновение в Мессинга швырнули стулом.

Не попали. Он успел увернуться. Сумел увернуться и от Вилли, выскочившего на сцену с белым, онемевшим, перекошенным лицом. Следующий стул, брошенный на сцену, угодил ему в голову. Вилли рухнул как подкошенный. Возможно, этот бросок спас Мессингу жизнь, потому что в руке партнера был револьвер.

В зале началась потасовка. Раздались выстрелы, затем коричневые полезли на сцену. На пути у них встали ротфронтовцы, но это зрелище Вольф уже наблюдал затылком, оккультным зрением.

На улице его поджидал незнакомец, который указал на стоявшую неподалеку машину. Мессинг выкрикнул: «Спасибо, товарищ!» – и бросился к машине. Успел вскочить в салон. В следующую секунду на улицы вывалилась толпа штурмовиков.

Вольф закричал шоферу:

– Отъезжай!

Водитель тут же дал газ и тронулся с места.

Трое штурмовиков, доставая оружие, бросились вслед за машиной, но их тормознул встретивший Мессинга на улице товарищ. Он успел скинуть плащ, теперь на нем была коричневая форма. Он указал преследователям в противоположную сторону и первым бросился за каким-то удалявшимся автомобилем.

Вольф же мчался в аэропорт.

Не доезжая до здания, попросил водителя остановиться. Несколько минут изучал окрестности. Шпиков не было. Похоже, его уловка насчет кенигсбергского рейса сработала, и Вилли, доверившись ему, не выставил посты в аэропорту, так как только сумасшедший осмелится сесть в самолет, который самим Мессингом был приговорен к смерти.

Через пару часов Вольф сидел в салоне трехмоторного «Юнкерса» и наблюдал, как на востоке вставало тусклое, цвета апельсина солнце.

* * *

По приезду в Варшаву Мессинг неделю прятался в родной Гуре Кальварии, затем со всей предосторожностью отправился в Варшаву, где просмотрел немецкие газеты за декабрь.

Нигде ни слова о представлении в Шарлоттенбурге. Правда, отыскал сообщение об инциденте в ресторане отеля «Кайзерхоф». Через час после одного из обедов все участники трапезы почувствовали себя плохо: непрерывная рвота и острая резь в желудке. Участниками оказались члены штаба руководителя одной из партий, имевшей одну из самых больших фракций в рейхстаге и выступающей за утверждение национальных ценностей. Несколько человек были доставлены в больницу, хуже всего дело обстояло с адъютантом вождя. Сам руководитель не пострадал – его, по-видимому, спасло увлечение вегетарианством.

В тот же день Мессинг отважился написать господину Пилсудскому. Через неделю за ним явились, увезли в Варшаву, там до полуночи держали в каком-то полицейском участке.

Когда пробило двенадцать, Вольфа вызвали на допрос. Полицейский доставил Мессинга в комнату, где его встретил незнакомый лощеный офицер. После того как сопровождавший его капрал вышел, офицер предложил Вольфу сесть и поинтересовался, почему он так долго молчал и какая причина заставила его вспомнить