Повседневная жизнь старообрядцев - Кирилл Кожурин

Однако это осознание своей избранности было не плодом духовной гордыни, а скорее тяжёлым бременем, которое ложилось на плечи людей, избравших узкий путь спасения души и отказавшихся от компромисса с собственной совестью. После падения церковной иерархии вся ответственность за сохранение истинной веры и тем самым за судьбу Третьего Рима ложилась на плечи простых мирян. В «последние времена» человек должен быть особенно бдителен, должен находиться в постоянном духовном напряжении. «Се Жених грядет в полунощи: и блажен раб, его же обрящет бдяща…» Эти слова, звучащие во время ночного богослужения (тропарь на полунощнице), были восприняты невельскими староверами особенно близко к сердцу. Отсюда вытекала и особая требовательность со стороны федосеевской общины к нравственным качествам своих членов. По сути, каждый член этой Церкви («молящийся») по своим нравственным достоинствам должен был соответствовать тем каноническим требованиям, которые предъявлялись к дораскольному священству и монашеству. Конечно же, подобные требования всегда, во все времена стояли перед каждым верующим христианином. Ещё апостол Пётр писал, обращаясь к христианам Малой Азии: «Вы — род избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел, дабы возвещать совершенства Призвавшего вас из тьмы в чудный Свой свет» (1 Пет. 2, 9). Однако в тех экстремальных условиях, которые сложились в России после раскола, эта мысль получала особое значение.

Теперь нельзя было уповать на то, что «попы да монахи все наши грехи замолят». Теперь каждый отвечал за свои поступки непосредственно перед Богом, минуя посредников. Эта идея личной ответственности присутствовала и ранее в произведениях Отцов Церкви, на которых староверы должны были ориентироваться с особенным вниманием. Так, преподобный Ефрем Сирин, чьи произведения старообрядцы тщательно переписывали от руки и неоднократно издавали в подпольных типографиях, писал о пустынниках, живущих «далече от вселенныя» и не имеющих ни церкви, ни священников, ни возможности причаститься видимым образом: «Сами суть священницы себе, исцеляют наши недуги молитвами своими»[101]. Подобную же мысль высказывал и святой Афанасий Великий. На вопрос о том, кто суть истинные поклонники, упоминаемые в Притчах Соломона, он отвечал: «Сии суть, иже в пустынях и горах, и в вертьпех, и в разселинах земли живуще: иже, кроме собрания церковнаго, делы благими божественным Духом просвещаеми, духом и истинною поклоняются Богу и Отцу нашему, иже есть на небесех, непорочно живуще и Богу благочестно мудрено служаще, во всяком благочестии и чистоте добродетелей сияюще, и не требуют церкви, или места, но сами себе храмы творяще благими деланьми, на всяком месте и везде благо-угождают Богу, непрестанно и чисте Ему служаще вся дни живота своего»[102].

Впервые мысль о духовном священстве, выраженную со всей чёткостью, мы находим в сочинении «Щит веры» («Ответы древняго благочестия любителей на вопросы придержащихся новодогматствующаго иерейства»), составленном в 1789–1791 годах и содержащем ответы на 382 вопроса старообрядцев-поповцев. Однако и ранним поморским отцам эта мысль была не чужда. Так, в «Поморских ответах» Андрей Дионисьевич ссылается на приведённые выше слова преподобного Ефрема Сирина о древних подвижниках: «Сами суть священницы себе…» Андрей Дионисьевич был склонен видеть в личности каждого правоверного христианина «церковь духовную» — «душевленныя церкви благодатныя, по апостолу, вы есте церкви Бога жива». Так говорит он об отцах соловецких, желая показать, что они не нуждались в видимых храмах, разрушенных никонианами в северной Куржецкой обители.

В условиях наступающей секуляризации Феодосий Васильев призывал своих последователей уходить из мира в обособленные общины: «И паки апостол рече: изыдите братие от мира и нечистот его не прикасайтеся; возлюбите безмолвие. Да познайте Бога и откровенным умом славу Его узрите, что всуе метемся в жизни сей… Побегайте и скрывайтеся во имя Христа»[103].

В Крапивинской волости федосеевцы прожили девять лет. Трудолюбие и аскетический образ жизни вскоре привели общину к хозяйственному процветанию. Но тут же явилась и оборотная сторона медали: основанные Феодосием обители начали подвергаться грабительским нападениям польских солдат (жолнеров), прослышавших об их процветании. Многие из братии во время этих набегов погибали. Так, в 1707 году солдаты неожиданно напали на обитель, «учиниша великую стрельбу, единаго стараго добраго мужа именем Даниила убиша, а иных раниша». Тогда решено было искать новых мест.

Религиозная и полемическая деятельность Феодосия Васильева и его последователей в Невельской обители «весьма прослыла» не только среди беспоповцев, но и во всём старообрядчестве. Благодаря успешной проповеднической деятельности самого Феодосия и десятков его учеников в северо-западной части Российской империи и в северо-восточной части Великого княжества Литовского федосеевское учение получило весьма широкое распространение. В обитель на собеседование «от Святых Писаний о Древлецерковных Святых содержаниях и о Никоновых новопреданиях» неоднократно приезжали представители русской аристократии и высшие чиновники империи: боярин Борис Петрович Шереметев, любимец царя Петра князь Александр Данилович Меншиков, боярин и дипломат Симеон Григорьевич Нарышкин, торопецкий и великолуцкий комендант Антоний Алексеев, боярин Яков Корсаков и др.

Особенно плодотворными в творческом отношении были последние десять лет жизни Феодосия. За время своего пребывания в Невельской обители он закончил обширное богословско-полемическое сочинение «Обличение» (декабрь 1707 года), в котором, отвечая на работу рязанского митрополита Стефана Яворского «Знамения пришествия антихриста и кончины века» (1703), обосновал учение о духовном антихристе. Беседовал Феодосий Васильев и с одним из талантливейших богословов раннего старообрядчества Андреем Дионисьевичем, обменивался с ним посланиями (известны два послания — около 1701–1702 годов и около 1705 года), дважды (в 1703 и 1706 годах) посещал Выг, где состоялись его беседы с поморскими отцами. Но именно в период существования Невельской обители произошла размолвка Феодосия с выговцами в некоторых вопросах вероучения, в результате чего обрело своё отдельное существование особое старообрядческое согласие, названное впоследствии федосеевским (самоназвание — старопоморское согласие).

Камнем преткновения явился вопрос о браке. Брак был одним из семи церковных таинств. Но поскольку священство пало, то из-за этого и совершение ряда таинств стало невозможным. Так, невозможно было совершать таинство евхаристии, таинство елеосвящения, таинство рукоположения. Однако церковными канонами было предусмотрено совершение таинства крещения и исповеди простыми мирянами — без участия священника. Что касается таинства брака, то в различных книгах оно толковалось по-разному, и это вызвало продолжительную полемику между поморцами и федосеевцами о самом существе брака.