Хичкок. Ужас, порожденный "Психо?" - Стивен Ребелло

Производственная группа фильма «Психо» фиксирала последовательность кадров на конфигурации более тридцати параллельных полос для каждого фона. Адлер, отвечавший за горизонтальное перемещение полос, объяснял: «У нас были алюминиевые рейки длиной в шесть футов, покрашенные в черный цвет. Работали мы на большой, выкрашенной белой краской деревянной панели с воткнутыми в нее шпильками, чтобы направлять рейки. Эти рейки должны были двигаться по прямой, а также они могли извиваться. Пол [Столерофф] и я вручную перемещали каждую рейку на определенное расстояние для каждой экспозиции. Рейки двигались по разным направлениям и с разной скоростью. Для каждой рейки было определено количество кадров в секунду, что мы назвали «счет». Движение и съемка каждой рейки производились отдельно. Когда рейка проходила через весь экран, она закреплялась. Приходилось делать много пересъемок, потому что некоторые из них сгибались или случалось еще что-то».

С учетом графического лейтмотива надо было сделать заголовок. Почти до шестидесятых годов практически все заголовки фильмов выполнялись вручную с помощью кисти и краски. Типографии еще не освоили театрального стиля, который был так необходим для титров и рекламных роликов кинематографа. Гарольд Адлер, как и многие другие художники в этой области, выражал свои традиционные концепции титров белым на черной доске. Адлер вспоминал: «Для большинства фильмов Сол [Бэсс] любил использовать тонкий шрифт, такой, каким пользовался для обычной рекламы. Но работа для кино требует другого. Вы сокращаете образы на три четверти дюйма, и тогда появляются проблемы при предварительном производстве. Для фильма «Психо» я выбрал жирный прямой удлиненный шрифт Venus Bold Extended [популярный в то время] и сделал два реверсных фотостарта. Один из фотостартов я разрезал на части горизонтально. Верхнюю часть [букв] я сместил в одну сторону, а потом снял их с определенной скоростью. Нижнюю часть букв я сместил в другую сторону, и снял с другой скоростью. А среднюю часть я снял с третьей скоростью. Поэтому реально получилось три изображения, в каждом из которых треть слова двигалась с разной скоростью. Для последнего кадра мы взяли нетронутый фотостарт слова «психо». Для других крупных титров, таких как «Режиссер Альфред Хичкок», я использовал News Gothic Bold, и мы проделали с ним такое же тройное расчленение, как и для названия фильма». Адлер вспоминал сотрудничество с Хичкоком над фильмом «Психо»: «Мы заставили эти титры работать. О, Господи, не хотел бы я трудиться в офисе у Хичкока. В его присутствии все было в предельной степени зашнуровано и формализовано. Я никогда прежде не встречал человека, способного так четко выражать свои мысли, как мистер Хичкок. И у него всегда были особые идеи по поводу того, что ему хотелось. Я был потрясен, увидев, что в его в огромном офисе книг по искусству и периодических изданий по графике гораздо больше, чем у меня. Он был в курсе новых специфических шрифтов; о них он узнал из журнала «Графикс», а это издание читают только художники-графики».

Когда Бернард Херрманн и Сол Бэсс завершили свою впечатляющую работу, Хичкок и редактор Джордж Томазини ускорили работу над более мелкой отделкой. Сотрудники удалили ненужные эпизоды с участием Мэрион и Сэма (в номере гостиницы), Мэрион и Кэссиди (нефтяника, домогавшегося ее) и Сэма и Лайлы. Также был отредактирован эпизод, когда Мэрион спешит из гостиницы после рандеву с Сэмом, и кадры, в которых она уезжает из своего дома с украденными деньгами. К концу весны у Хичкока была более сжатая 111-минутная копия, теперь украшенная мощным музыкальным сопровождением, что вселяло в Хичкока больше уверенности. Несмотря на то что его по-прежнему беспокоила смешанная реакция зрителей на первый вариант картины, он знал, что состояние «Психо» теперь было гораздо лучше. На второй просмотр он пригласил главу «Эм-си-эй» Лью Вассермана, писателя Роберта Блоха, Бернарда Херрманна, Джанет Ли и Тони Кертиса (на тот момент мужа Ли), Хилтона Грина, Маршала Шлома и большинство технической команды с супругами. Даже для Грина, который был на первом просмотре, фильм стал откровением. «Когда зазвучала музыка, — вспоминал Грин, — она потрясла всех в зале». Вот как вспоминал об этом Шлом: «Мы с женой сидели в последнем ряду, вместе с мистером и миссис Хичкок, Хилтоном и его женой. Жены и подружки шептались не о сцене в душе. Все говорили: «Дождитесь, когда начнется убийство Марти [Болсама]». Не только мистер Хичкок, но и Хилтон, и я знали, что форма сцены убийства Арбогаста была изменена [после первого монтажа Сола Бэсса]. Поэтому, когда Марти начал подниматься по лестнице, камера отодвинулась, появился нож Матери и завизжала музыка Берни Херрманна, все буквально подпрыгнули на сиденьях! Когда мы увидели, что даже те, кто снимал эту сцену, не смогли остаться равнодушными, мы поняли, что это успех!»

Джанет Ли призналась: «Хотя я знала, что будет дальше, я не сдержалась и вскрикнула. И даже несмотря на то, что я знала, что в кадре на самом деле я была абсолютно живая, видеть собственную кончину было очень тяжело». Писатель Роберт Блох рассказывал о Ли и Хичкоке во время просмотра: «Я сидел в первом ряду этого тесного, душного, неуютного зала. Когда просмотр закончился, помню, как Хичкок спросил Джанет Ли, что она думала обо всем этом. Она ответила: «Когда на экране в меня вонзился нож, я почувствовала его удар!» На что Хичкок ответил: «Моя дорогая, нож никогда в вас не вонзался». Она поняла, а впоследствии понял и я, что именно в этом было дело». (Или Хичкок хотел, чтобы все в это верили.) Ли вспоминала: «Я сказала, что верю в то, что нож вонзился в меня. Это было так реально, так ужасно — хотя, конечно, этого не было, поскольку нельзя было показывать, как нож пронзает человеческую плоть».

За пределами просмотрового зала Хичкок и Блох коротко переговорили, но когда режиссер спросил писателя о его реакции, Блох несколько растерялся. Точно так же, как сценарист Стефано выразил свое непростое отношение к экранизации «Психо», Блох тоже имел свое собственное мнение и не упустил возможность его высказать: «Я ему сказал: «Если честно, то это либо ваш величайший успех, либо грандиозный провал». Именно это я чувствовал в тот момент. Тогда никто не мог предвидеть, как зрители отреагируют на такой изобразительный стиль. Претензия у меня была только к разъяснениям психолога. Можно было сделать их в три раза короче, более понятно для зрителя и с более импульсивным финалом».

Блох, откровенный поклонник Бернарда Херрманна, с тех пор как услышал музыку к фильму Уильяма Дитерле «Дьявол и Дэниэл Уэбстер» (1941), вспоминал, как сильно радовался, что композитор никогда не интересовался его впечатлением от музыки к фильму. «Я просто не знал, как воспринимать ее, — рассказывал Блох. — Музыка была весьма новационная, противоречивая; она не соответствовала тому, чего обычно ждешь от фильмов такого типа. Она запустила меня в мертвую петлю. К такому просмотру я не был готов».

Сценарист Стефано был на просмотре еще одного отредактированного варианта картины. «Это было гораздо ближе к тому, что получилось в конечном итоге, — вспоминал Стефано. — Я подумал, что это хороший фильм, но это все, что я подумал». Сценарист оказался неспособен смириться с тем, что из текста были изъяты диалоги и образы, которые, как ему казалось, помогали глубже прочувствовать убийство Мэрион… Согласно Стефано, было вырезано самое важное, что могло особенно подчеркнуть ужас этой смерти: продолжительный кадр сверху безжизненного тела Джанет Ли, распластанного в ванной, с обнаженными ягодицами.