Улица Иисуса - Самид Агаев

– Дэвадаси, – сказала Зинат.

– А-а, дэвадаси, – монах покачал головой, – милая, это не так просто. Ты не подходишь для дэвадаси. К тому же здесь это никому не нужно. Для кого ты будешь танцевать?

– Святой отец, – сказала Зинат, – мы можем долго это обсуждать, переливать из пустого в порожнее. Если вы мне отказываете, скажите прямо, и я уйду. Если берете, то детали моей работы обсудим позже. Я очень устала, и ребенок мой устал.

– Можешь остаться, – сказал монах, – как ты сказала, – из пустого в порожнее, интересно, надо запомнить, пойду, позову этого проныру.

Спустя некоторое время по округе пошел слух, что в заброшенном храме, где живет выживший из ума монах, который взялся в одиночку восстановить его, появилось нечто интересное. Это танцующая монахиня. Она не дэвадаси и танцует иначе, но это стоит того, чтобы увидеть. У этой монахини белая кожа и невиданно светлые волосы. Когда она танцует, невозможно оторвать глаз от этого зрелища. Понемногу из деревень потянулись любопытные мужчины, они приходили, невзирая на дальний путь. Когда наступил праздник, день рождения Кришны, многие отправились именно в этот храм для совершения религиозных обрядов. Прошло еще несколько времени, может быть, месяц, может быть больше, и храм Джунглей, так прозвали его жители, сделался необычайно популярен. Многие путники специально делали круг, чтобы увидеть танцующую монахиню. Дошло до того, что настоятель храма Луны, тот самый, что направил Зинат в храм Джунглей, стал замечать отток своей паствы. Не на шутку обеспокоившись, он стал выяснять, в чем тут дело. А, выяснив, сам пошел посмотреть на танцующую монахиню. Увиденное его неприятно поразило, в том смысле, что он испытал неведанное ранее чувство ревности. Заброшенный храм, в котором никогда не бывало более пяти человек одновременно, был переполнен настолько, что сесть было негде. Монах, завидев почетного гостя, поспешил к нему навстречу, и, потеснив прихожан, усадил его в первом ряду. Зинат в тот вечер танцевала, изображая встречу богини Кали со своим супругом Буддой. Партнера, изображавшего Будду, у нее не было, но она танцевала так, словно он был. То есть, все было понятно. К тому же все происходило вокруг статуи Будды. Она танцевала неправильно. Двигалась не так, как того требует классическая школа индийского танца. Все ее движения противоречили традиции. Но в целом это был индийский танец. Этого настоятель не мог не признать. По тому, как она воздевала руки к небу, складывала ладони перед лицом, поворачивала голову, поднимала колени выше бедер, было ясно, что танцовщица сумела ухватить самую суть храмового танца. Но это была неизвестная в Индии школа. Музыкальное сопровождение составлял ситар и барабаны. Когда танец закончился, и танцовщица скрылась за занавесом, прихожане, наполнив корзину для пожертвований, стали расходиться. Настоятель понял, что он совершил ошибку, отпустив эту женщину. Ни одна из дэвадаси, живших при его храме, не могли соперничать с ней по силе притягательности и сексуальной энергии. Когда к нему подошел монах со словами благодарности, он эту благодарность не принял.

– Э-э, – вопросительно сказал он, – кажется тебя зовут…?

– Меня зовут Шано, – ответил монах, – но вы можете называть меня, как угодно. Я вам так благодарен! После того, как вы прислали эту женщину, дела нашего храма пошли в гору. Весь серьезный ремонт уже закончен. Осталось только обновить ограду.

– Это все хорошо, Шано, – начал настоятель, – только все это неправильно.

– Что именно неправильно? – удивился Шано.

– Это уже не храмовый танец. Это нечто другое. Эта женщина не заставляет думать о Боге, о молитве. Она заставляет забыть о Боге. Она вызывает желание. Плотское желание.

– А разве дэвадаси, танцующие в вашем храме не вызывают желание? – возразил Шано, проявляя неуважение и даже определенную дерзость. – Насколько я знаю, они делают это столь искусно, что некоторые именитые и знатные посетители потом уединяются с ними, чтобы разделить ложе.

– Они для этого предназначены, они имеют на это право. У этой женщины такого права нет. Это первое. Второе – это не храмовый танец. А поскольку это не храмовый танец, значит, это представление, которому не место в храме.

– Но у нее благородная цель, – сказал Шано, – мы восстанавливаем храм, к которому заросли дороги.

– Цель не должна оправдывать средство, – возразил настоятель. – Я требую, чтобы это прекратилось.

– Но вы сами прислали ее сюда.

– В качестве монахини. Пусть таковой и остается. Никаких танцев. В противном случае, я буду вынужден написать в Храмовый Совет. И тогда вас закроют. А, если она хочет танцевать, пусть танцует на праздниках, на рыночных площадях. Ты меня понял? Да, вот еще что, я слышал, что она из знатного рода. Смотри, рано или поздно это выплывет, у тебя могут быть неприятности.

– Я вас понял, благодарю за предупреждение.

– Прощай!

– Не останетесь на ужин?

– Я не голоден.

Проводив до ворот настоятеля храма Луны, Шано пошел на кухню, где за общим столом сидели Зинат с мальчиком и супруги, работающие в храме, Рамдин и Рита.

Монах сел за стол и с мрачным видом стал ковыряться в плошке с рисом, которую поставила перед ним Рита.

– Что случилось, святой отец, – спросил Зинат.

– Он требует, чтобы ты не танцевала.

– Но люди идут сюда из-за моих танцев.

– Да, это так. И я тебе благодарен.

– Он имеет право требовать?

– Нет, но он напишет в Храмовый Совет, и нас закроют.

– Хорошо, – кротко сказал Зинат, – я не буду танцевать. Отдохну, больше времени буду уделять сыну. Да, малыш? – она сделала ребенку козу, но тот цепко ухватил ее за пальцы.

– И пора бы уже нам дать имя ребенку, – сердито сказал настоятель.

– Вы правы. Есть у меня одно имя на примете, но боюсь, моему мужу это имя не понравится.

– Послушай, – рассердился вконец настоятель, – о каком муже ты толкуешь, когда ты монахиня?

– Разве это необратимо, – спросила Зинат.

– Обратимо, – смягчился настоятель, – ты всегда можешь вернуться к мирской жизни, а я ухожу спать. Утро … как ты там говоришь?

– Утро вечера мудренее.

– Вот, вот. Закройте все. Вы двое здесь ночуете, или пойдете домой?

– Да, святой отец.

– Что да?

– Здесь останемся.

– Очень хорошо.

Монах встал, недоев свой ужин. Прежде чем лечь, он вошел в храм, потушил все лампады. У статуи Будды и изображений Шивы они должны были гореть постоянно, но он боялся пожара и гасил их на ночь. После этого он пошел в свою комнату, лег и долго ворочался, пытаясь заснуть. В этом храме была вся его жизнь. Она долго едва теплилась, пока не появилась эта загадочная танцовщица. Требования настоятеля было справедливым, он нарушал традицию. Танец Зинат был действительно представлением, а не обрядом. С этим нельзя было спорить, но он привлекал людей. И эти люди не будут приходить, если она перестанет танцевать. С этими мыслями Шано забылся тяжелым сном.