Плащ и галстук - Харитон Байконурович Мамбурин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не понял? — пытаясь удержать челюсть на месте, вопросил я.
Ответом был лишь старческий смешок.
Их было ровно двенадцать. Шесть юношей, шесть девушек, выстроившихся в ряд. Совершенно одинаковые позы, выражения лиц, стрижки. Одеты? Совершенно одинаковые наряды мужского и женского кроя, настолько гражданские и новые, что хотелось заорать «не верю!». Особенно на фоне крупных таких вещмешков! Совершенно одинаковых! Разный цвет волос взгляд вообще не цеплял, слишком уж во всем остальном были эти подтянутые и атлетичные молодые люди похожи друг на друга.
— Захар Петляев! — четко сделал шаг вперед первый в линии, — Оренбуржский сиротский дом номер 12/3, выпускник!
— Виктор Лазутин! — тут же рванул вперед следующий, называя тот же адрес.
И так все. Четко, синхронно, одинаково… жутко. Что это за оловянные солдатики?
Петляев тем временем делает вперед еще пять шагов, а затем, задрав голову, смотрит прямо на Юльку. В его взгляде безразличие двух пингвинов, меланхолично совокупляющихся возле флагштока, стоящего в центре Северного Полюса.
— Товарищ Цао Сюин? — умудряется он придать своему голосу слабые оттенки вопроса, — Разрешите доло…
— Я — Цао Сюин! — не выдерживает бабка.
— Товарищ Цао Сюин! Разрешите доложить! — ноль эмоций, ноль сомнений, ноль изменений в интонации, но затем начинает дико тормозить и дергаться, — Отряд… команд… груп…
— Добро пожаловать! — не выдерживаю я всей этой профанации. Ну просто устал уже прикусывать себе язык, чтобы не издать вопль «Нет, это я — Цао Сюин!», — Доклад закончите позже, внутри. Пока прошу именно туда проследовать всему… всем приехавшим! Кстати да, лейтенант Изотов, Виктор Изотов.
Молодцы, странные ребенки. Пока китаянка не шевельнула рукой, «мол, заметайтесь», ни один из них даже не шевельнулся. Только рявкнули «Здравия желаем, товарищ лейтенант!» так, что Юлька, ойкнув, спряталась мне за спину, шокировано бормоча «они меня не знают…».
— Если это не регулярное военное формирование, то я — утка, — задумчиво обратился я к хмурой китаянке, наблюдающей за синхронным всасыванием молодых людей в «Жасминную тень», — …а они, как мне всегда казалось, запрещены наглухо, если речь идёт о неосапиантах…
— Это особые дети, шипоголовый, — китаянка ответила, только когда последний из команды военизированных неогенов заскочил внутрь, а автобус снялся с места, — С ними всё иначе…
Пока Цао-старшая распределяла новое пополнение по верхним этажам основного здания, я задумчиво курил на крыльце с притихшей Юлькой под боком. Еще одна деталь от этого прекрасного Советского Союза со скрипом, скрежетом, искрами и высекаемой стружкой вставало на место.
Никогда не задумывался — а как живут неосапианты-преступники? «Злыдни», «доброхоты», либо просто безыдейные, наворотившие дел? Молва ходила о трудовых лагерях, о командах анонимных «копух» и «ксюх», о оперативных группах, патрулирующих Дремучий и никогда не снимающих шлемы, закрывающие лица. Это — да. Но в остальном? Неа. С глаз долой и из сердца вон. Своих проблем хватает.
Как оказалось, никто не собирался делать такую глупость, как запрещать неосапиантам-преступникам дружить телами в сексуальных контактах. Даже более, в «переопылении» участвовали и простые заключенные, не просто так, конечно, а за весомые послабления. И, конечно же, у подобной практики были свои «плоды». Большая часть таких плодов попадали во вполне обычные детские дома, а вот меньшая, самая особенная, в очень специальные детские дома. Способности, психические отклонения у доноров, все возможные нюансы и отклонения родителей подобных детей, способные передаться по наследству, были учтены.
И вот, нам прислали партию специально обученных детишек. Они нам охрану, мы им социальную адаптацию. Клево, да?
— Какую охрану? Куда охрану? — охренел, какой уже раз за день, я, — Мы в самом защищенном месте Стакомска!
— А ты утверждаешь, что гонялся за кем-то, способным полностью менять облик, — хмыкнула вернувшаяся старая китаянка, — …и оно ушло. А если вернется?
Гм, аргумент. Видимо, эти бравые оловянные солдатики что-то имеют в загашнике против таких визитеров. Ну, по крайней мере, с ними не будет проблем. Такое квадратно-гнездовое воспитание как у этих несчастных предполагает зверскую предсказуемость.
— Так шо? Всё? — почти по-еврейски поинтересовался я, уже думая, чем сегодня займусь.
— Нет, — невозмутимо ответила Цао, — Ждем следующий автобус.
— Сколько их будет-то?!
— Два.
Вторую партию мы уже встречали в расширенном составе, так как из недр второго здания выползли Вася с Викусиком, а из глубин нашего, привлеченный шумом, поднялся Салиновский, причем с кошкой. Та сидела у него на руках и смотрела на окружающих как на говно. Впрочем, пока комендантша не подошла к блондину вплотную, нависнув над обоими. Началась борьба взглядов. Паша в ней, конечно, не участвовал, но кошку держал цепко. Победила почти дружба, то есть, Цао Сюин протянула палец, явно собираясь слегка постукать кошке по носу, а та, не будь дурой, тут же вытянула шею, потершись о протянутый палец мордочкой, мурча при этом как трактор.
Ненастоящая у нас, всё-таки, китаянка. Настоящая бы сделала суп, а эта начала улыбаться. Ну да, победа кошки.
Вторая партия, ох ё… У нас тут, уважаемая, но не существующая публика, три здания. Основное в виде огромного двухэтажного барака, сплошь покрытого плющом, да два дополнительных: ангар для «великанов», уходящий в огромную стену, да круглое розовое здание, в котором все помещения оснащены специально под совсем уж особые случаи, то есть тех из советских граждан, кому требуются определенные условия для существования.
Ну так вот, из второй партии ни одна живая душа не ушла жить в основное здание! Да и не автобус их привез, далеко не автобус.
— Читай лучше, а не лупай глазами! — с этими словами, баба Цао сунула мне в руки пачку дел на деревянном планшете.
— А чего…? — попробовал возмутиться я, но китаянка уже шла гонять целый сонм странных человеков, обступивших растерянную Палатенцо, подлетевшую ранее к Викусику. Трехметровая великанша, наверное, никогда не чувствовала себя настолько одинокой.
Ладно, что у нас тут? Смотрим.
…эта двухметровая человекообразная груда мускулов, пытающаяся что-то застенчиво сказать Окалине-младшей, Ахмед Ракзухмалин. Удачно сбежал из-под надзора врачей, начал