Американец - Массимилиано Вирджилио

Несколько часов спустя Американец стоял в вагончике, вглядывался в зеркало и не узнавал себя. Тридцать семь лет. Худое лицо, ослабевшее за долгие зимы тело, длинные седые космы, спутанная борода, потухшие синие глаза. Когда он в последний раз смотрелся в зеркало и был доволен увиденным? После двенадцати лет в заточении прежний хвастливый и энергичный парень с расческой в нагрудном кармане и уложенной гелем прической уступил место изможденному безымянному дикарю.

Он разрыдался и, еле сдерживая рвущийся наружу крик, замолотил кулаками по хлипкой двери вагончика.

Угнетало не письмо само по себе и не приглашение на свадьбу, а вторжение в его аскетическое уединение, избитые фразы («Кому-то надо вести меня к алтарю…») и лицемерие («Надеюсь, что к этому времени ты уже будешь с нами»), отношение к беззаконию как к чему-то привычному («Я обсудила это с кем следует»). Он понимал, что сестра ни в чем не виновата, просто становился очевидным непреложный факт: у других жизнь продолжалась, тогда как он в свои тридцать семь лет мог считать себя конченым человеком.

Когда в работе случался перерыв, он отправлялся на поиски крепкой ветки, на которой можно затянуть петлю. Он был не прочь повеситься на мимозе, хоть та и не оправилась до конца после потопа и просматривалась из окна Карима.

Больше всего ему подходил дуб у реки. Дерево устояло при наводнении, значит, наверняка выдержало бы его вес. Даже если он решит отравиться ударной дозой лошадиного кленбутерола, умереть хотелось на берегу. Проглотив роковое зелье, он бы из последних сил забрался на свой холм и там, глядя на Млечный Путь, отошел в мир иной. Это ли не идеальная смерть? Никто не стал бы мстить Мие или Винсенту. К сожалению, он слишком поздно это понял.

Ночью ему снилось, что он уже мертв. В ту секунду, когда конское слабительное вспарывало его внутренности или привязанная к ветке дуба веревка душила его, он чувствовал себя свободным и счастливым – счастливым, поскольку удалось убежать от себя самого, – и чувство это было столь сильным, что он просыпался, понимал, что все еще жив, и не мог сдержать слезы.

Наконец однажды утром Американец поднялся на рассвете и вышел из вагончика. Он взял лестницу и, стараясь не шуметь, зашагал по тропинке, ведущей к реке. Вставало солнце. Вскоре он вышел на берег, приставил лестницу к дубу, достал веревку и привязал ее к самой крепкой ветви.

Стоя на ступеньке, Лео затянул петлю на шее и закрыл глаза. Вдруг он ощутил спиной порыв холодного ветра из долины, ветки дуба задрожали. Лестница пошатнулась и чуть не упала.

Американец открыл глаза. «Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, – вспомнилось ему, – а не знаешь, откуда приходит и куда уходит». Он никогда не воспринимал Евангелие всерьез, и со временем ничего не изменилось, но эти строки неожиданно всплыли из глубин его памяти. «Как может человек родиться, будучи стар? – спросил Иисуса фарисей Никодим. – Неужели может он в другой раз войти в утробу матери своей и родиться?»

Он взглянул на торфяной холмик внизу, вспомнил последние слова Эдуардо, и впервые ему показалось, что он понял их смысл.

Примчался Грендайзер и испуганно заскулил. Лео ослабил узел, отвязал веревку, спустился на землю и побрел к ферме. Зашел в вагончик. В небольшой ванной с биотуалетом посмотрелся в зеркало, ощупал лицо отразившегося в нем незнакомца. И взял в руки ножницы.

Час спустя, когда ферма просыпалась в лучах теплого зимнего солнца, гладко выбритый и подстриженный Лео скомандовал овчарке забраться в машину, завел мотор и пробормотал себе под нос: «Расскажи ему все, выживи и расскажи».

Он словно вернулся в утробу матери, и в то утро, когда надо было ехать за продуктами, начался первый день его новой жизни.

* * *

Хромой с ним больше не заговаривал, но лицо его смягчалось всякий раз, когда Грендайзер выпрыгивал из машины, – он любил собак. Так и тем утром овчарка издалека учуяла его симпатию и с энтузиазмом откликнулась на нее, позволив себя погладить в обмен на печенье.

– Как дела? – спросил Лео, чтобы завязать разговор.

– Ты побрился, – заметил хромой, толкая дверь склада. – Похож на овцу после стрижки…

Он вытащил из кармана печенье, бросил Грендайзеру – тот проглотил его со своей всегдашней незлобивой жадностью, – потом, согнув здоровую ногу, присел и погладил пса по спине.

Лео проверил пакеты с покупками.

– Это всё?

– Это всё.

– А корм для лошадей?

– Его не было в сегодняшнем списке.

– Ну как же. Три мешка по пять кило.

– Нет, я такого не помню.

– Ну, неважно. Сходи за ним.

На лице хромого появилось привычное недовольное выражение.

– Не знаю, есть ли он на складе.

– Сходи, а я пока отнесу пакеты в машину. – Он свистнул, и Грендайзер подбежал к нему.

Американец закурил, ожидая. Огляделся. Все вокруг постепенно начинало оживать. С каждой минутой машин становилось все больше, ставни в заведении через дорогу, которые он всегда видел закрытыми, теперь были подняты, и внутри проступали сонные очертания бара. Потом появился парень, подошел к бензоколонке на углу и отпер замок, висевший на цепи. Впервые за все время своего заточения на ферме Лео видел, как просыпается мир. Этот всплеск жизненной энергии взволновал его.

Он переступил порог склада.

– Есть кто-нибудь? – крикнул он, осторожно продвигаясь вперед.

Тишина.

Чем дальше он проходил в зал, где выстроилась шеренга деревянных палет с упакованными в целлофан продуктами, которым суждено было оказаться на полках магазина, тем очевиднее становилось, что это место куда больше, чем он предполагал.

– Эй, дружище, мне пора…

Его голос отразился от дальней стены и вернулся к нему приглушенным эхом. В конце коридора он увидел открытую дверь, откуда лился желтый мерцающий неоновый свет, и направился к ней. Воздух в каморке без окон был спертый, пахло газом. На столе в беспорядке валялись документы, горел экран монитора и стояла чашка остывшего чая. Рядом на полке расположились походная плитка и ковшик.

Со склада донесся шум, через секунду загудел автопогрузчик. Лео уже собрался было уйти, когда его взгляд упал на стол. В углу, между чашкой и бумагами, лежал телефон.

Он мгновенно принял решение.

Машинально, еще толком не понимая, что он делает и зачем, Лео схватил телефон, положил его в карман, вышел из каморки и направился к выходу.

Хромой с электрокара уже сгружал у машины мешки с кормом.

– Ты куда запропастился? – поинтересовался он.

– Хотел тебя о том же спросить, – парировал Лео. Он пытался вести себя как ни в чем не бывало. – Я уже хотел тебя искать, – добавил он. Поднял мешок и взвалил на плечо. – Ты это добро целую вечность собирал…