Неотразим и порочен - Кара Эллиот

Алекса не знала, смеяться ей или плакать.

— Короче говоря, он стал моим другом. Все свободное время я проводила в кладовой или в его кабинете, стараясь запомнить тонкости бизнеса. И откладывала деньги. А услышав, что в Лайм-Реджис продается маленькая гостиница, он ссудил мне недостающую сумму для ее покупки.

«Графиня» ожидала чего угодно, но только не этого.

— Но он сделал для меня намного больше. Именно Коннор настоял, чтобы Дрю остановился в моей гостинице.

— Понимаю.

— Он помог не только мне. И его теперешнее затруднительное положение частично связано с тем, что он выделил крупную сумму денег Мэри Макговерн для выкупа таверны на Грейт-Нодерн-роуд.

Подумав о том, как ее недавние действия усложнили финансовые проблемы Волкодава, Алекса почувствовала жгучий стыд.

— Я была ужасно несправедлива в своих предположениях относительно характера Киллингуорта. Не говоря уже о том, что внесла дополнительные сложности в его жизнь. — Она прикусила губу. — Он имеет все основания думать, что без меня ему будет легче.

— Не стоит ценить себя слишком уж дешево, — усмехнулась Сюзи. — Кстати, это не оскорбление. Я говорила не в буквальном смысле слова.

— Я и не обиделась, — вздохнула Алекса.

— Мне кажется, что вы именно тот человек, который может побить Волкодава его же оружием.

— Ха! — Голос Алексы прозвучал глухо. — Боюсь, вы здорово переоцениваете мои возможности. Теперь я окончательно поняла, что не пара Волкодаву.

— Посмотрим. — В глазах Сюзи плясали смешинки. — Время покажет. Только не надо заранее опускать руки. На стороне Коннора Линсли, безусловно, большой опыт, но, бьюсь об заклад, в другой игре — игре сердец вы равны.

— В игре сердец? — переспросила Алекса. — Но Волкодав утверждает, что не имеет такого органа.

— Ну, это они все говорят.

Визит друзей, казалось, оставил после себя тепло, потому что следующие дни выдались теплыми и солнечными. Когда Коннор поднялся по крутой тропинке, бледный перламутровый свет уже рассеял утренний туман. Слабый ветерок шевелил луговую траву, а высоко в небе лениво парил одинокий ястреб, высматривая добычу.

Волкодав любил очарование вересковых пустошей. Он встал очень рано, чтобы…

Очевидно, недостаточно рано.

Коннор несколько минут наблюдал, как Алекса мнет что-то в руках и внимательно это рассматривает. Она так увлеклась изучением неведомого предмета, что заметила графа, только когда он подошел вплотную.

Его тень упала на ее лицо, как грозовая туча — темная, грозная, не предвещающая ничего хорошего.

Ах, если бы он мог привнести в ее жизнь нечто большее, чем угроза ненастья!

Но пока выражение ее лица было восторженным.

— Вы только посмотрите, разве это не прекрасно?

Граф прищурился, не имея ни малейшего понятия, о чем она говорит.

— Это козья шерсть, Киллингуорт! — Алекса взмахнула рукой, и он наконец заметил прядь длинных шелковистых волокон, развернувшуюся на ветру. — А вы ранняя пташка, милорд. Я считала, что в такое время только ветреные женщины вроде меня слоняются по окрестностям, собирая шерсть.

Граф ухмыльнулся. Его беседы с Алексой постепенно стали более свободными. Вероятно, они уже привыкли к присутствию друг друга. Для него этот опыт был сродни разнашиванию новой обуви — сначала кожа жесткая и неподатливая и безбожно натирает ноги, но со временем она смягчается и хождение превращается из мучительной пытки в очень даже приятный процесс. Когда же Алекса вдруг решала показать характер, это вызывало у него не злость, а улыбку.

Привыкание, однако, не устранило физического влечения, и граф с немалым трудом заставил себя отвести взгляд от соблазнительной груди.

— Этот спутанный комок неизвестно чего должен произвести на меня неизгладимое впечатление? — поинтересовался он.

— Вы только посмотрите. Какие нежные цвета! Серый, кремовый, бледно-желтый.

— Я вам верю на слово. — Коннор протянул руку, но когда Алекса попыталась вложить в нее клок шерсти, он сжал ладонь в кулак. — Может быть, вы отвлечетесь от этих хвостатых и рогатых компаньонов и погуляете со мной?

Алекса нахмурилась.

— Есть новости из города?

— Нет. — Вчера наконец пришло письмо от Камерона, но в нем не было никаких новостей, только совет оставаться пока в поместье. — Хотя в ближайшем будущем нам придется предпринять какие-нибудь шаги, чтобы покончить со сложившейся ситуацией. Вы не можете оставаться здесь бесконечно долго.

Алекса выпустила из пальцев клочок мягкой шерсти и долго следила, как им играет ветер.

— Не хочется уезжать.

«Мне тоже», — осознал Коннор. Но только он запретил себе думать об этом.

Отвернувшись, он пошел по тропинке вверх.

— Вы когда-нибудь видели, какой великолепный вид открывается с этих скал? Особенно во время прилива.

Вода и камень. Столкновение двух неизменных сил природы вполне отражало его теперешнее настроение. Долг и желание.

— Похоже, вы уже совсем оправились после ранения, — сказала Алекса, наблюдая, как граф уверенно движется в гору. Его движения были абсолютно свободными. — Свежий воздух и ежедневные прогулки определенно пошли вам на пользу.

— Говорить так — большая дерзость с вашей стороны. — Вообще-то зеркало показывало ему то же самое. Солнце обожгло лицо, убрав характерный для трущоб землистый цвет кожи, а физические упражнения стерли все признаки недосыпания и злоупотребления алкоголем.

— А чего вы еще ждали от легкомысленной и вечно рвущейся вперед мисс? — ухмыльнулась Алекса, нисколько не раскаиваясь.

— Легкомысленной и рвущейся вперед — это точно. А вы никогда не пытались побить спортивные рекорды в Эпсомских холмах?[7]

Коннор пропустил ее немного вперед, чтобы доставить себе удовольствие — последить за легкой стремительной походкой. Алекса двигалась с непринужденной грацией жеребенка.

— Леди Алекса, вы все делаете с таким неукротимым энтузиазмом? — спросил он, увидев, что она забралась на большой валун. — Это необычно в благородной леди.

— И непривычно. — Она остановилась, тряхнула головой и подставила лицо солнцу. — Дядя Фредерик говорит более откровенно. Он считает, что папа должен был с детства водить меня в узде. И под седлом. — Алекса поджала губы: — У меня от этого просто кровь вскипает. Как будто я какая-нибудь молодая кобыла, приученная к покорности и предназначенная для племенного разведения. И меня вот-вот продадут на аукционе в «Таттер-соллз».