Охотники за сокровищами - Брет Уиттер

И вдруг в одночасье вся эта разгульная жизнь закончилась. «Уф», – выдыхала Роза Валлан в своих записках. Какое облегчение.

Но к облегчению примешивалась и тревога. За четыре года работы в музее Валлан составила для себя правила игры, благодаря которым ее пребывание в пасти льва можно было назвать если не приятным, то хотя бы терпимым. Раньше она знала, чего ждать. Она хорошо понимала окружавших ее людей. Доктор Борхерс, историк искусства, ответственный за оценку награбленных работ и внесение их в каталог, даже доверял ей свои секреты. Сам того не зная, он стал одним из ее главных информаторов. Многие тайны, поведанные Борхерсом, в итоге становились достоянием Жака Жожара и французского Сопротивления. Роза знала, что Борхерс не сдаст ее, потому что он считал ее своим единственным… не врагом. Герман Буньес, продажный искусствовед, которого переманили из благородной Службы охраны культурных ценностей Вольфу-Меттерниха к фельдмаршалу Герингу и в Оперативный штаб Розенберга, считал Валлан не заслуживающей внимания. А хитрый и трусливый Лозе хотел ее смерти. В этом она была уверена. Лозе был высокого роста, хорош собой и пользовался большой популярностью у парижских женщин, но Роза Валлан считала его скользким и опасным типом. Если какой-нибудь высокопоставленный нацист и пожелает от нее избавиться, то им будет Лозе. Да он и сам сообщил ей об этом в феврале 1944 года, когда поймал ее за попыткой прочитать адрес на документах об отправке.

– Одна ошибка – и тебя расстреляют, – сказал он, глядя ей прямо в глаза.

– Мы все здесь не дураки, чтобы рисковать, – ответила она, не отводя взгляда.

Только так и можно было противостоять Лозе. Никогда не показывать страха, не отступать. Стоит нацистам понять, что ты их боишься, они тут же тебя уничтожат. Надо быть сильной, чтобы давать им отпор, но не слишком, чтобы притупить их бдительность. Сложный баланс, но Роза достигла в его достижении совершенства. Сколько раз ее пытались уволить из музея, обвиняя в воровстве, шпионаже, саботаже или передаче информации врагу! Она всегда с пеной у рта отрицала свою вину. И после нескольких дней взаимных обвинений всегда возвращалась на свое место. На самом деле чем «подозрительнее» она становилась, тем больше ее ценили нацистские начальники. В особенности тот же Лозе, которого все подозревали в краже предметов из музея: он воровал их для своей коллекции, а также дарил друзьям и матери. Валлан знала, что он ворует: уже в октябре 1942 года она видела, как он прячет в багажник своей машины четыре картины. Но ничего никому не сказала. Во-первых, в том, что воры крадут у воров, была своя ирония. И, во-вторых, Лозе ценил ее несгибаемость и ее молчание. Она прекрасно отвлекала внимание. Роза подозревала, что ее худший враг был одновременно и ее тайным защитником.

Но все это продолжалось только до тех пор, пока держать ее в музее было удобно. Теперь же операция сворачивалась, союзники подходили к Парижу. В июне пропала французская секретарша, работавшая на Оперативный штаб Розенберга, – нацисты не сомневались, что она была шпионкой. Затем по обвинению в шпионаже арестовали немецкую секретаршу, которая была замужем за французом. Нацисты избавлялись не только от произведений искусства, но и от собственных помощников. При этом Роза Валлан почти не сомневалась, что из немногих французских работников она одна остается вне подозрений. Но это не значило, что ее не убьют. Еще немного – и нацисты будут устранять уже не шпионов, а свидетелей.

Финал драмы начался 1 августа. Немцы очищали музей, торопясь вынести все, пока не пришли союзники. Валлан осталась на своем месте, смотрела и слушала. Лозе нигде не было видно, угрюмый Буньес мерил ногами коридоры. А посреди суетящихся солдат стоял комендант музея полковник Курт фон Бер. Она вспомнила, как впервые увидела его в октябре 1940 года. В тот день он надел форму со всеми знаками отличия и стоял навытяжку, заложив руки за спину, словно копируя позу триумфатора со знаменитых фотографий главнокомандующего Германии. Высокий, красивый, фуражка набекрень – позже Валлан узнала, что так он прикрывал стеклянный глаз. Жизнелюбивый и очаровательный немецкий барон, хорошо говоривший по-французски. В тот день завоеватель фон Бер все еще праздновал победу, был настроен дружелюбно и явно был не прочь показать Розе, что нацисты не такие уж варвары. Поэтому великодушно позволил ей остаться в своем королевстве, бывшем когда-то ее музеем.

Четыре года спустя фон Бер казался совсем другим: сутулый, изможденный, на голове уже начала появляться лысина, а на лице – морщины. Теперь Валлан знала, что на самом деле «барон» происходил из обедневшей и опустившейся ветви баронского рода и разочаровал семью, прокутив и растратив молодость на пустые развлечения. Он даже не состоял в армии. Нацисты – смех да и только – назначили его главой французского Красного Креста. Фон Бер сам произвел себя в полковники и придумал собственную форму: черную, украшенную свастиками и подозрительно схожую с формой СС. Он был жалок, но и опасен. Теперь «полковник» наблюдал за поспешным уничтожением своего королевства, и если в нем и было что-то неординарное, то это глаза. Четыре года назад он казался настоящим завоевателем, жизнелюбивым и спокойным. А сейчас в его глазах читались настоящая злоба и ярость от осознания скорого поражения.

– Поосторожнее, – шипел он на неуклюжих немецких солдат, которые складывали картины в пачки и кое-как совали в ящики. Они явно боялись, явно мечтали сбежать. Что стало с хваленой немецкой дисциплиной?

Валлан хотелось подойти к фон Беру и сказать ему что-нибудь такое, что добило бы его окончательно. Но полковника окружала целая толпа вооруженной охраны. «Вот досада», – подумала она. Тут он заметил ее, и к злобе в его взгляде добавилась угроза. Валлан поняла: он размышляет о необходимости уничтожить свидетеля.

– Полковник! – отвлек его солдат, и фон Бер отвернулся, свирепо на него уставившись. – В грузовиках почти не осталось места.

– Найди новые грузовики, идиот, – прорычал он.

Роза Валлан тем временем скрылась. Не ее делом было насмехаться над фон Бером, да и убийцей она не была. Роза была шпионом, тихой мышкой, которая медленно, но верно проточила дыру в основании здания. Четыре года оккупации закончатся через несколько дней, а то и часов. Если надо залечь на дно, то именно сейчас. Но, как всегда, оказалось, что рисковала Роза не зря. Она узнала, что покидающие музей грузовики с последними награбленными немцами произведениями искусства не поедут сразу в Германию. Покрутившись по музею, она выяснила, что их отправят на станцию Обервиль в пригороде Парижа и там погрузят в товарные вагоны. Грузовики почти невозможно выследить, а поезд – гораздо проще. Тем более что Валлан удалось добыть даже номера вагонов. На следующий день, 2 августа 1944 года, в Обервиле были подготовлены к отправке пять вагонов, груженные ста сорока восемью ящиками украденных картин. Оперативный штаб быстро подготовил к отправке последний груз из Жё-де-Пом, но прошло несколько дней, а вагоны все еще стояли на станции. Ждали дополнительные сорок шесть вагонов с добычей от еще одной организации грабителей, подчинявшейся фон Беру: «М-Акцион» («М» означало «мебель»). Но, к ярости фон Бера, этих вагонов все не было и не было. Еще через несколько дней, когда Валлан отправилась на встречу к своему начальнику, Жаку Жожару, поезд № 40044 по-прежнему стоял на запасном пути. Роза принесла с собой копию нацистского приказа об отправке поезда с номерами вагонов, местами назначения груза (замок рядом с австрийским Фёклабруком, хранилище Никольсбург в Моравии) и перечнем содержимого ящиков. Валлан считала, что Сопротивлению следует попробовать задержать поезд. Ведь союзники могли войти в город в любой день.