Полночная библиотека - Мэтт Хейг

Она смотрела на кого-то в коридоре-реке. В воде плыла ее младшая версия, и последний луч летнего солнца растворялся во мгле.

Река была холодной, а течение – сильным.

Она вспомнила, глядя на себя со стороны, как болели ее плечи и руки. Она ощущала жесткость и тяжесть в мышцах, будто доспехи. Вспомнила, что не понимала, почему, несмотря на все ее усилия, силуэты платанов упрямо оставались прежними, словно берег не удалялся от нее. Она вспомнила, как наглоталась грязной воды. И глядела на другой берег, на берег, с которого начала заплыв, и на место, на котором она вроде как стояла вместе с младшей версией ее брата и его друзей рядом с ней, не замечавших ее настоящую, на книжные полки по обе стороны от них.

Она вспоминала теперь, в своем бреду, что думала о слове «равноудаленный». Слово, которое она привыкла слышать в клинически безопасной атмосфере классной комнаты. Равноудаленный. Такой нейтральный, математический термин, и он превратился в упрямую мысль, повторяющую себя саму как маниакальная медитация, пока она тратила последние силы, чтобы оставаться почти на одном месте. Равноудаленный. Равноудаленный. Не принадлежащий ни одному берегу.

Так она и чувствовала себя в своей жизни, по большей части.

Застигнутая на середине. Борющаяся, взмахивающая руками, просто пытающаяся выжить, но не знающая, в какую сторону плыть. Какому пути посвятить себя без сожалений.

Она взглянула на другой берег – теперь с книжными полками, но все еще и с высокими силуэтами платанов, склоняющимися к воде как обеспокоенный родитель, и ветер шуршал в их листьях.

– Но ты посвятила себя этой задаче, – сказала миссис Элм, очевидно услышав Норины мысли. – И ты выжила.

– Жизнь – это всегда поступок, – произнесла миссис Элм, наблюдая, как брата Норы оттаскивают от воды друзья. Как он ждет, пока девушка, чье имя Нора уже давно позабыла, звонит в службу спасения. – И ты действовала, когда это было важно. Ты доплыла до того берега. Вытащила себя за волосы. Кашляла своими внутренностями, заледенела, но переплыла реку вопреки всему. Ты нашла что-то в себе.

– Да. Бактерии. Я болела несколько недель. Слишком много воды наглоталась.

– Но ты выжила. В тебе была надежда.

– Да, что ж, я уже тогда ее теряла.

Она посмотрела вниз и увидела, что трава вновь превращается в камень, взглянула вперед на воду, чтобы уловить ее ускользающий блеск и растворяющиеся в воздухе силуэты платанов вместе с братом, его приятелями и младшей версией себя.

Библиотека вновь стала похожа на настоящую библиотеку. Но теперь книги вернулись на полки, а лампочки перестали моргать.

– Я была такой глупой, устроив этот заплыв: просто пыталась произвести впечатление. Мне всегда казалось, что Джо лучше меня. А я хотела ему нравиться.

– Почему ты считала его лучше себя? Из-за родителей?

Нору разозлила прямота миссис Элм. Но, возможно, она была права.

– Я всегда должна была делать то, что от меня хотели, чтобы произвести на них впечатление. У Джо были проблемы, очевидно. И по правде я не понимала его трудностей, пока не узнала, что он гей, но говорят, что за детским соперничеством стоят родители, и мне всегда казалось, что наши родители поощряли его мечты больше, чем мои.

– Например, музыку?

– Да.

– Когда они с Рави решили, что хотят стать рок-звездами, мама с папой купили Джо гитару, а потом электропиано.

– И что из этого вышло?

– С гитарой получилось хорошо. Спустя неделю он смог сыграть «Дым над водой»[89], но пиано ему не понравилось, и он решил, что не хочет захламлять свою комнату.

– И тогда ты его получила, – миссис Элм произнесла это скорее с утвердительной, чем вопросительной интонацией.

Она знала. Конечно, знала.

– Да.

– Инструмент переехал в твою комнату, и ты приветствовала его как друга, начала учиться играть с твердой решимостью. Ты тратила карманные деньги на руководства по игре на пианино: «Моцарт для начинающих» и «Beatles для пианино». Потому, что тебе это нравилось. А еще потому, что ты хотела впечатлить старшего брата.

– Я никогда вам этого не рассказывала.

Ироничная улыбка.

– Не волнуйся. Я читала книгу.

– Точно. Конечно. Да, поняла.

– Тебе стоит перестать беспокоиться об одобрении других, Нора, – сказала миссис Элм шепотом, что добавило сообщению силы и доверительности. – Тебе не нужно спрашивать разрешения быть собой…

– Да, я понимаю.

И она действительно поняла.

Во всех испробованных жизнях, с тех пор как она вошла в библиотеку, она в действительности побывала в чужих мечтах. Замужняя жизнь в пабе была мечтой Дэна. Путешествие в Австралию было мечтой Иззи, и ее сожаление о том, что она не поехала туда, ощущалось скорее как вина перед лучшей подругой, чем собственная искренняя горечь. Мечта о том, чтобы стать чемпионкой по плаванию, принадлежала ее отцу. И конечно, ее интересовала Арктика и гляциология, когда она была младше, но во многом на этот путь ее направила сама миссис Элм, еще в школьной библиотеке. А «Лабиринты», что ж, это всегда была мечта ее брата.

Может, и не существовало идеальной жизни для нее, но где-то, безусловно, существовала жизнь, которую стоит прожить. И Нора поняла: если она собиралась найти такую жизнь, надо забросить сети пошире.

Миссис Элм права. Игра не кончена. Игрок не должен сдаваться, если на доске еще остались фигуры.

Она выпрямила спину и сразу будто бы выросла.

– Ты должна выбирать больше жизней с верхних полок. Ты пыталась отменять свои самые очевидные сожаления. Книги на верхних полках чуть дальше от тебя. Это жизни, в которых ты все еще живешь в той или иной вселенной, но которые не представляла себе, по которым не горевала, о которых не думала. Это жизни, в которых ты можешь жить, но о которых ты не мечтала.

– Так они несчастливые?

– Какие-то – да, какие-то – нет. Просто они – не самые очевидные жизни. Они требуют капельки воображения. Но я уверена, что ты сможешь до них добраться…

– Вы не можете мне помочь?

Миссис Элм улыбнулась.

– Я могу прочесть тебе стихотворение. Библиотекари любят стихи. – И она процитировала Роберта Фроста: «Тропинки скрестились в лесу, и я – / Пошел по заброшенной. Может быть, зря… / Но это все прочее определило»[90].