Нет царя у тараканов - Дэниэл Ивен Вайсс

– Вот так гораздо уютнее. Ты как думаешь?

Айра никак не думал: он уже спрятался в кухне. Она засмеялась. Ей хватило часа, чтобы овладеть им на полу в гостиной, отменить его правила и завладеть всей его жизнью.

Околдованный Айра скоро начал умолять ее переехать к нам. Она щекотала ему нервы. С ее дьявольской интуицией она всегда знала, насколько его можно гнуть, чтобы не сломать. А ему нравилось прогибаться.

Почему она осталась? Сначала – затянувшаяся шутка. Потом распробовала вкус сексуальной власти. Кроме того, оставшись, она экономила кучу денег – она была бедна. И кто знает, быть может, даже испытывала к уроду нежность.

Несколько часов лифт катался вверх-вниз и наконец остановился на восьмом этаже. Было очень поздно, так что я направился прямо по коридору под дверь квартиры 8Б.

Я сразу понял, что ошибся. Безукоризненно чисто, воняет моющими средствами и дезинфекцией. Никаких признаков насекомой жизни: даже бактерий толком нет. Никаких тряпок на диванах, никакой еды на столах. Я неправильно прочитал эту чертову надпись, и теперь придется возвращаться.

Я целый час ждал, пока откроется лифт. Во время утренней суеты я спрятался в мягком кресле в вестибюле. Почтальон доставил почту. Я снова пробежался по блестящим хромированным ящикам; в дневном свете я был как на ладони и очень уязвим. Пожилая леди, открывавшая рядом ящик, вскричала «Фу-у!» и стукнула по металлу. Я нырнул через щель в чей-то каталог «Л. Л. Би-на». Когда леди ушла, я вылез и закончил пробег.

Все правильно: «8Б, Козар». Но на том же ящике имелась еще одна пластиковая табличка, почти совсем спрятавшаяся за Цыганкину. Я ощупал ногами буквы: «Макгайр».

Итак, Цыганка снова ввинтилась в чью-то квартиру. Своеволие с мужчинами для Эсмеральды так характерно, что этот Макгайр мог заставить ее окунуться в непогрешимую семейную жизнь, лишь выработав иммунитет к могуществу ее вагины. Так, может, это мисс Макгайр?

Я ждал лифта, размышляя о стратегии. Сообщества Блаттелла тут нет, и Макгайр – моя единственная союзница. Но чем больше я думал о том, какое бремя пришлось взвалить на себя Цыганке, тем сложнее становилось ее вообразить. Я даже толком не знал, почему она явилась к Айре, а потом ушла. Удастся ли воскресить в ней чувства, если они вообще были, и вернуть ее? Я уже опасался очередного провала.

Наконец я вернулся в квартиру. Странная пара. Макгайр приехала из Дании, современного мира стали и стекла. На книжной полке стояли Цыганкины Успенский и Джебран с загнутыми страницами, но Макгайр засунула их в самый угол нижней полки; на уровне человеческих глаз стояли толстые книги в голубых суперобложках с золотыми названиями без засечек.

Я влез на полку и прочитал на книжном корешке: «Выпрямление наклонного челюстного коренного зуба при подготовке к лечению». По левую ногу возвышалась «Установка коронок на верхнюю челюсть». Я оглядел гостиную. На подлокотнике дивана лежало вязание («Я будто сама себе цепь плету», – говорила Цыганка о рукоделии). Несравненная домохозяйка, ученая или врач, рукодельница – как могла эта Макгайр жить с Цыганкой?

Может, у нее и не было к Цыганке иммунитета, просто она не так подобострастна, как Айра? Помнится, однажды ночью, за месяц до ухода, она унижала Айру, сравнивая его скудный сексуальный опыт с собственными похождениями. Айра прихлопнул ее подушкой, и она кричала из-под нее: «Я члены даже сосчитать не могу, Айра. И пизд я видела больше, чем у тебя за всю жизнь будет». Может, Макгайр – одна из них?

Остаток дня я просидел на «Руководстве по удалению зубного камня». Солнце садилось, когда открылась дверь и вошла Макгайр. Невысокая, изящно стриженная шатенка с приятным лицом. В элегантном голубом костюме в тонкую полоску. С букетом. Она поставила букет в вазу и перенесла ее на кофейный столик в гостиную. Включила радио на какую-то легкую волну и села вязать, подпевая песням, которые знала. Я пристально ее разглядывал. Она не может быть Цыганкиной подругой или соседкой по комнате. Уж конечно, не любовницей. Они слишком разные.

Через некоторое время дверь снова открылась, и вошел мужчина. Я совсем запутался. Одутловатый, на вид нездоровый, с узкими плечами и широкими бедрами, несколькими дюймами выше Макгайр. Абсолютно точно не из тех, что предпочитает тройственный союз. Может, сосед-гей? Надо было спальни посчитать.

Но Макгайр его поцеловала, и теория умерла сама собой.

– Как прошел день?

– Прекрасно. А у тебя?

– Прекрасно.

– Красивые цветы, – сказал он.

– Спасибо.

По сравнению с ними Вэйнскотты – горячие жеребцы. Как Цыганка это выносит? Пусть она придет, наконец.

Макгайр исчезла в кухне. Мужчина уселся в гостиной. Вытащил из портфеля выпуск «Американских пломб». Так вот кто дантист! Групповой портрет упорно не складывался.

По квартире распространился запах вареного. Макгайр позвала, и мы отправились на кухню.

Они ели, почти не разговаривая, а жуя, аккуратно захлопывали рты. Они постукивали по тарелкам ножами и вилками. Промокали губы салфетками. Потягивали вино из хрустальных бокалов. Цыганка тыкала нож в большой ломоть мяса и кусала, а вино пила прямо из горла. Может, они так рано ужинают, чтобы с ней не встречаться? Может, она приходит поздно, чтобы не встречаться с ними?

Когда ужин закончился, мужчина помог Макгайр убрать со стола. Когда она встала к раковине, он легонько поцеловал ее в щеку и сказал:

– Очень хорошо, Эсме. Только сначала почисть, пожалуйста, зубы.

Эсме. Эсме? Эсмеральда? Цыганка? Невозможно. Она ненавидела имя Эсме. У нее были волосы до попы. Она никогда не носила костюмов. Осанка, манеры, запах, вязание. Нет. Конечно маловероятно, чтобы в одном доме жили две Эсмеральды, но эта – не Цыганка.

Остаток вечера они смотрели комедии. Эсме вязала. Цыганка не показывалась. По-прежнему дикая.

– Я буду ко сну готовиться, – сообщила Эсме через несколько часов. Я пошел за ней в спальню. Я хотел проверить.

Эсме носила маленький оборчатый бюстгальтер. Цыганка называла бюстгальтеры «кандалы для сисек» и никогда их не надевала. Эсме повесила одежду на плечики. Цыганка бросала ее там, где снимала. Эсме сняла бюстгальтер, и я должен был признать: у нее такие же маленькие девчачьи груди. Но под юбкой она носила обтягивающие трусы, которые Цыганка окрестила «кошачьим намордником». Окончательно дело решила тесемка тампона, что выглядывала из редкой мышиной растительности. Цыганка была яростной противницей «вагинальных затычек».

Принимая душ, Эсме побрила ноги и подмышки. Разве это моя Эсмеральда?

Меня грызли сомнения. Я залез на унитаз. Сначала тампон – старый вынуть, новый вставить. Она неловко обращалась с аппликатором – странновато для женщины с двадцатилетним стажем. В унитазе от тампона запахло лимоном и лаймом. Цыганка не осквернила бы себя так и под страхом смерти. Но запах гормонов был мучительно слаб – положительная идентификация невозможна.