Хроники Ехо - Макс Фрай

– И кстати, – встрепенулся Гюлли Ультеой. – Возможно, теперь вы хотите почитать какую-нибудь книгу?

– Хочу, – кивнул я. – Причем все книги сразу. Совершенно невозможно выбрать что-то одно… Впрочем, давайте вашу любимую. В смысле мемуары Магистра Чьйольве Майтохчи. Надо же с чего-то начинать.

За книгой призраки отправились вместе. И принесли ее всем коллективом, еще из рук в руки по дороге передавали. Гюлли Ультеой возглавлял шествие и вид имел настолько торжественный, что я не знал, смеяться мне или плакать от жалости к тоскующим без работы библиотекарям.

Потом я читал. Так интересно мне давно не было, однако назвать это занятие развлечением язык не поворачивается. Тяжкий, изматывающий труд. Мемуары Чьйольве Майтохчи были написаны так давно, что их архаичный язык давался мне с трудом. То и дело приходилось приставать с вопросами к библиотекарям; впрочем, они приходили на помощь с таким нескрываемым удовольствием, что я чувствовал себя не докучливым невеждой, а благодетелем.

Однако, продравшись всего через несколько глав – счастливое детство, проведенное в стенах Королевского Университета, который в ту пору возглавляла его бабка, книги вместо игрушек, лекции вместо сказок, бородатые профессора в качестве товарищей по играм, первый случайный, вернее, нечаянный визит на Темную Сторону, затянувшийся, как потом оказалось, на несколько лет, потому что там нашелся целый склад причудливо искаженных двойников давно знакомых книг, и оторваться от них было решительно невозможно, – я вдруг обнаружил, что буквы прыгают и расплываются, как будто у меня резко ухудшилось зрение. Это было чертовски обидно, потому что я еще не добрался даже до первых путешествий Лихого Ветра между Мирами, а уж до вожделенных Миров Мертвого Морока – и подавно.

Оторвавшись от книги и оглядевшись по сторонам, я увидел, что окружающий мир стал зыбким и туманным, стройные ряды стеллажей казались мне сейчас мутными пестрыми потоками, а пол под ногами дрожал и дергался, как лужа на ветру.

– Просто заканчивается действие заклинания, – объяснил Гюлли Ультеой. – Обычно его хватает часов на десять – двенадцать, а вы и четырех не просидели. Очень вам сочувствую! Видимо, это потому, что вы тут в первый раз. Просто с непривычки.

– Или я все-таки еще не форме, – мечтательно сказал я. – Тогда мой отпуск, возможно, продолжается, нет худа без добра. Ну, поглядим… А как отсюда выбраться?

– Как и вошли, через дверь, – улыбнулся призрак. – Уже не видите, где она? Ничего, мы вам откроем.

Дверь они тоже открывали все вместе. А потом прощались со мной на пороге, спрашивали наперебой, буду ли я в следующий раз дочитывать мемуары Магистра Чьйольве Майтохчи, или имеет смысл подобрать что-нибудь другое?

Чтобы порадовать библиотекарей, я заказал большую подборку мемуаров и жизнеописаний самых знаменитых колдунов разных эпох. Великодушно заявил, что полностью доверяю их вкусу, и попросил выбрать для меня все самое интересное. После этого число счастливых обитателей столицы Соединенного Королевства увеличилось на пять дюжин мертвецов; день, стало быть, прожит не зря.

– Пойду проветрюсь, – сказал я Гюлли Ультеою, который, похоже, был расположен еще поболтать. – Надо привести голову в порядок. Слишком много впечатлений, слишком много ответов на вопросы, которых я не задавал. И вопросов, оставшихся без ответов, тоже слишком много. Но это как раз еще куда ни шло.

– Вас, похоже, очень взволновал наш вчерашний разговор о романах? – спросил призрак.

– Взволновал – не то слово. Только об этом теперь и думаю. Вы не представляете, сколько романов я прочитал за свою жизнь – не здесь, конечно, а в другом мире, где родился и вырос. Там-то их пишут все, кому не лень; не знаю, есть ли какая-то статистика, но не удивлюсь, если по несколько сотен новых книг ежедневно появляется. И вот я теперь все время думаю: от тамошних романов тоже рождаются Миры Мертвого Морока? Или только от написанных здесь? Может, это такая местная особенность, из-за магии? Вы случайно не знаете?

– К сожалению, нет, – вздохнул Гюлли Ультеой. – Все мои знания, сами понимаете, почерпнуты из книг. Ни Хебульрих Укумбийский, ни Чьйольве Майтохчи ничего на эту тему не писали. Думаю, вряд ли они вообще задавались вопросом: что случается с романами, написанными в иных реальностях? Им бы со своей разобраться.

– Конечно, – кивнул я. – Это понятно. Мне бы тоже со своей реальностью разобраться; просто так получилось, что их у меня две. Обе – свои. Знали бы вы, как они мне нравились, эти грешные романы. И персонажам я сочувствовал, как самым близким людям. В некоторых буквально по уши влюблялся, на других хотел быть похож, или просто думал – вот бы с ними дружить. Как представлю теперь, что где-то сейчас бродят их невменяемые тени, видят один и тот же кошмарный сон, от которого невозможно пробудиться… Очень хорошо понимаю вашего Магистра Чьйольве. Честное слово, знал бы, с какой стороны за это дело браться, отправился бы ему на помощь, бросив все дела.

– Значит, я совершенно не разбираюсь в людях, – огорчился Гюлли Ультеой. – Несмотря на внешние проявления чувствительности, вы показались мне довольно холодным человеком. Более-менее равнодушным ко всему, что не касается вас лично. Знай я, что мой рассказ так вас заденет, я бы о многом умолчал. И гораздо осторожнее выбирал бы выражения.

Я задумался. Холодным человеком, равнодушным ко всему, что его не касается, меня уже давненько никто не называл. Напротив, все вокруг только и твердили мне о необходимости хоть как-то обуздывать свои бурные переживания. Однако в юности у меня была именно такая репутация, причем среди близких друзей, неплохо меня изучивших. Странно все-таки, что с возрастом шкура моя становилась все тоньше, а не наоборот, как вроде бы положено. Или не в шкуре дело?

– Думаю, вы прекрасно разбираетесь в людях, – наконец сказал я. – На самом деле все примерно так и есть, как вы сказали. Но, выходит, слишком многое касается меня лично. Вообще все или почти… Ну, или мне только кажется, что касается. Неважно. В любом случае спасибо, что рассказали все, что знаете. А теперь я все-таки пойду проветрюсь. Очень нужно.

…Еще как нужно было мне проветриться. Собственную гостиную я пересек на автопилоте. Не мог потом вспомнить, сидел ли там хоть кто-нибудь и горели ли лампы. Встретил ли я в коридоре Друппи и как объяснил бедняге, что на сегодня совместная прогулка отменяется, тоже не знаю; факт, что из дома я вышел без собаки. И отправился – в таких случаях говорят «куда глаза глядят», но глаза мои в тот момент были обращены во внутреннее пространство, где бушевали пыльные бури бессвязных мыслей, а горячие тревожные ветры гоняли туда-сюда обрывки информации, круглые и колючие, как перекати-поле. Так что, в общем, хорошо, что я доверился не глазам, а ногам, которые просто шли себе и шли – сперва привычной дорогой, к Дому у Моста, но, вовремя спохватившись, свернули в сторону Нового Города, справедливо рассудив, что это самый длинный из всех возможных маршрутов. А мне того и надо.

Пока мое тело шагало по городу, торопливо вдыхая влажный, горький от аромата поздних цветов воздух, ум, изрядно помутившийся от обилия свалившихся на него знаний, странствовал по Мирам Мертвого Морока, так напугавшим двух великих колдунов древности, что первый придумал закон, запрещающий художественную литературу, а второй пошел еще дальше, наложил на весь Мир Заклятие Тайного Запрета и сам, видимо, давным-давно сгинул, пытаясь покончить с потрясшим его кошмаром. Одновременно я боролся с искушением немедленно отправиться туда, где поселилась ставшая тенью Теххи, чтобы рассказать ей про заклинание Куэйи Ахола, который, благодаря своему замечательному изобретению, даже женился на призраке, и почему бы нам тоже не попробовать, чем черт не шутит. Сам понимал, что затея дурацкая, не стоит понапрасну дергать ее и мучить себя, сказали же мне человеческим языком, что призраки томятся и скучают рядом с живыми, но соблазн все равно был велик. И еще я почему-то все время размышлял о Магистре Джоччи Шаванахоле. Интересно, каково это – слышать все, что говорят и даже думают о тебе? Не хотел бы я иметь такой дар, хоть и любопытен сверх всякой меры, но есть вещи, знать которые я отказываюсь заранее, оптом, унесите и больше не предлагайте никогда. И еще думал, как это бывает, когда уезжаешь далеко-далеко, и сперва о тебе вспоминают и говорят даже больше, чем прежде, голова пухнет от этого дурацкого нестройного хора, а потом чужие голоса и мысли постепенно начинают умолкать. И вот приходит первый день полной тишины, а за ним второй, и наконец-то можно отдохнуть, но вместо этого начинаешь дергаться. Ну, я бы точно дергался – как же они там, совсем обо мне забыли, почему так.